Дарси, пребывая в странном состоянии пронзительного счастья, коснулся ладонью нежной щеки, клеймя каждую черточку родного лица горящим восторженным взором. Элизабет, улыбаясь сквозь пелену хрустальных счастливых слез, коснулась воздушными пальцами шероховатой руки супруга и поднесла ее к губам, оставляя на его ладони долгий, полный щемящей томительной нежности поцелуй.
— Ты осчастливила меня, хотя кажется, что больше и невозможно… —Дарси привлек молодую женщину и, уткнувшись в ее прохладные волосы, пахнущие ландышем и дождем, ощутил ее губы на своей щеке.
С переплетающихся ветвей старых лип, образующих над головами супругов живой зеленый шатер, слетали искрящиеся водяные капли; благоухание белого шиповника еще сильнее кружило голову, а сладостная мелодия скворца отзывалось в сердце певучим эхом. Элизабет чуть отстранилась, с улыбкой взирая на осколки акварельного неба, подернутого жемчужно-розовой закатной дымкой; на ее щеках мерцали слезы счастья.
***
Пронзительные женские крики, заглушенные массивными дубовыми дверьми спальни, рассекали тишину особняка мучительным хлыстом. Давно уже февральские вельветовые сумерки неприветливой чернотой сгустились над Англией, но в нескольких окнах поместья все еще горел свет.
На столе в кабинете мистера Дарси уныло мерцал огарок парафиновой свечи, и тусклый отблеск пламени мрачно подрагивал на бледном лице хозяина. Темные широкие брови его были сведены к переносице в выражении тягостных дум, в отстраненных глазах, казалось, разрастался обжигающий голубой лед, а тонкие губы были сжаты в практически незаметную суровую линию. Черный фрак был небрежно брошен на софу, от лоска, присущего мистеру Дарси, осталось лишь слабое напоминание — так вымучен был молодой мужчина, осунувшийся и необычайно бледный. Под скулами залегли серые тени, на лбу пульсировала жилка, а руки, изрытые набухшими венами, подрагивали. Ни чтение, ни просмотр документов, ни созерцание зимнего пейзажа были не в силах отвлечь нервное внимание Дарси от отдаленных криков, доносящихся со второго этажа. Крылья длинного носа трепетали, свинцовые веки прикрывали холодные безразличные глаза, а в опухшем мозгу пульсировало лишь: «Элизабет, Элизабет…».
На протяжении полутора суток Дарси не может успокоиться ни на секунду. Малейшая тень мысли о том, что Лиз сейчас невыносимо страдает, доставляла ни с чем не сравнимую боль, словно сердце пронзали раскаленным железом и тут же посыпали солью. Все месяцы, которые они с Элизабет ждали появления на свет первенца, протекали безмятежно, покойно и счастливо. Вчера на рассвете, едва только Лиз почувствовала себя плохо, к ней сбежались личные служанки и старая целительница Пемберли, которая хлопотала еще над мальчишкой Фицуильямом. Дарси был вежливо, но настойчиво выпровожен, и потекли часы мучительного ожидания. Спустя почти сутки криков, терзающих бессильного Дарси, прибежала бестолковая горничная, дрожащим голосом сообщившая, что происходит что-то неясное и требуется врач из города. Побелевший от гнева и душевной боли хозяин сию же секунду послал за опытным лекарем из Уинстоуна, едва не срываясь на ругань. Через три четверти часа, пробившись через безжалостные снежные заносы и колючую пургу, прибыл сухой мрачный старик, без лишних слов поспешивший к пациентке. После короткого осмотра он вышел к Дарси, хмуро буркнул, что все очень плохо, и, пообещав сделать все, что в его силах, вернулся в спальню. Так прошло еще несколько часов.
Дарси подумал, что его начинает сковывать тяжелая дремота, когда крики медленно утихали, а вскоре и вовсе прекратились. Раздался беспокойный топот, радостный говор и новые, более пронзительные и незнакомые рыдания. Дарси подорвался с места, едва не смахнув рукой затухающую свечу, и через секунду после короткого стука дверь его кабинета открылась. Старая целительница, изнуренная, в грязном переднике, беззубо улыбалась своему господину.
— Сэр, — прошамкала она, поблескивая бесцветными глазами, — Поздравляю, у вас…
Дарси, не дослушав, выскочил из кабинета и, перескакивая через ступеньку, взбежал на второй этаж. Внутри все полыхало безумным огнем.
— Сын! — долетело вдогонку старушечье кряхтение, и Дарси побледнел еще сильнее.
У дверей спальни Элизабет он едва не натолкнулся на уставших, но радостно щебечущих служанок, которые, улыбаясь, смотрели на непривычно оживленного мистера Дарси. Он, совершенно забыв про свой помятый вид и отсутствие фрака поверх белой рубахи, переступил порог спальни и тихо притворил за собой тяжелую дверь.
В комнате царил мягкий бархатный сумрак, который, казалось, можно было ощупать пальцами. Тихо потрескивали угли в растопленном камине, и рыжие блики мерцали на стенах, обитых медовым деревом, и плотно задернутых шторах. В стекла яростно бился ледяной ветер, бросающий пригорошни колючего снега и злобно завывающий подобно голодному волку. В теплом воздухе пахло влагой, витал резкий неприятный запах лекарств, ощущался знакомый привкус травяных настоек. У двери копошился старик-лекарь, упаковывающий свой чемоданчик, он поднял голову и улыбнулся Дарси искренней, по-старчески добродушной улыбкой.
— Примите мои поздравления, сэр. Опасения не подтвердились, ребенок родился совершенно здоровым, сейчас миссис Хадсон его моет и пеленает, — лекарь заметил, что взгляд Дарси приковался к фигуре, бессильно распластанной на постели, и хмыкнул в кустистую серебристую бороду. — Пообщайтесь с миссис Дарси, только не утомляйте ее. Она крайне тяжело перенесла роды. Я пойду к миссис Хадсон, позже мы с вами увидимся.
Дарси молча склонил голову, и старик, покряхтывая, вышел в коридор, оставив все такого же бледного хозяина дома наедине с супругой. Та, похоже, очнулась от тяжелого забытья и в этот миг рассеянно осматривала полумрак спальни. Мутный взгляд Элизабет натолкнулся на замершего, будто мраморное изваяние Дарси, и ее болезненное изнуренное лицо просияло. Молодая женщина попыталась протянуть руки к мужу, и через пару мгновений он рухнул на колени у изголовья Элизабет, целуя ее необычайно холодные ладони. Ласковый и теплый, словно густое какао взгляд невесомо касался лица Дарси, молодая женщина с грустной улыбкой отметила и синие подпалины под глазами мужа, и хмурую складку между его бровей, и сероватую бледность неровной кожи.
— Не припомню, когда ты в последний раз так плохо выглядел, — ее тонкие пальцы за неимением сил едва ощутимо коснулись щеки Дарси, а знакомая насмешливая улыбка тенью скользнула по ее губам.
Дарси не мог даже ответить на шутку — слабый, едва слышный голос Элизабет болезненно отозвался в его душе, и он выпрямился, чуть возвышаясь над молодой женщиной. Она, устало выдохнув, прильнула к его широкому плечу, и пальцы Дарси, приятно холодящие разгоряченный лоб, нежно касались влажных от пота волос. Ему было больно смотреть на ее бледное лицо, на котором горели лихорадочные алые пятна, на искусанные в кровь губы, на оттиск недавних страданий в глазах. Элизабет с наслаждением прижималась к Дарси, чувствуя хрустящий запах чистоты от его рубахи, она ощущала блаженную легкость во всем теле, оказавшись в кольце теплых рук, нежно покачивающих ее.
— Вы видели его? — сердце Дарси пропустило удар, когда чуткие большие глаза Элизабет заглянули в самое нутро его души; он обнял ее чуть крепче и коснулся носом влажного виска.