— Нет, — он покачал головой, — Я поспешил к вам.
— Я тоже не видела. Точнее, не разглядела, — как-то виновато произнесла Элизабет, и Дарси ласково поцеловал ее в щеку.
— У нас с вами будут годы, чтобы насмотреться, уверяю вас, — молодая женщина слабо улыбнулась, удобнее устраиваясь в объятиях супруга.
Он прислушивался к ее глубокому, чуть хриплому дыханию, с всеобъемлющей нежностью и ощущением бездонного счастья смотрел на подрагивающие ресницы, на губы, складывающиеся во сне в едва заметную полуулыбку, на изящные пальцы, продолжающие держать его руку.
В кустах жимолости раздался странный шорох, и Дарси рассеянно посмотрел на проснувшегося Мэйсона, который начал радостно скулить и дрыгать всеми четырьмя лапами, силясь подняться. Со второго раза старому псу это удалось без особенных потерь: он сломал всего лишь один стебель ириса и истоптал душистые фиалки, ковром стелющиеся под цветущей липой. Внимание Мэйсона привлекла хозяйка, которая вынесла миску с куриными вырезками, и пес поковылял к небольшой площадке, увитой дикими виноградом, куда Элизабет всегда приносила еду для питомцев. Дарси задумчиво смотрел на жену: на то, как она с обыкновенной веселостью потрепала собаку по голове и, поправив на плечах тонкую шелковую шаль, направилась к пруду, гладь которого сверкала позолотой в лучах заката. Теперь Дарси видел только тонкий светлый силуэт и темную изящную головку, только то, как Элиза пробиралась через цветущие дикие травы, срывая по пути пушистые фиолетовые колоски вербены и малиновые цветки клевера. Она остановилась почти у самой воды, забравшись на крупные валуны, лежащие у корней раскидистой ивы. Плакучая зелень, отливающая золотом, скрыла хрупкую фигуру, но Дарси видел, как легкий ветер треплет выбившиеся вьющиеся каштановые прядки, как солнце греет тонкий профиль. Он знал, что сейчас Элизабет смотрит на серебристые струи волы, с хрустальным шелестом бьющиеся о прибрежные камни, и на прекрасные белые кувшинки, цветущие в густой тени старого дерева, нависающего над водной гладью роскошной изумрудной кроной. Знал, что, сжимая в руках охапку цветов, она вдыхает вязкое благоухание лип и с наслаждением слушает деловитое жужжание бархатных черно-золотых шмелей, кружащихся над деревьями и кустами старых белых акаций. Он знал каждый взмах бровей, каждую лукавую искорку в глазах и трепет темных ресниц, манеру наклонять голову и мягко сжимать губы, до мельчайших подробностей помнил мягкие переливы смеха и ямочки на щеках при улыбке.
Дарси поднялся и вплотную подошел к окну, опираясь о гладкое прохладное дерево подоконника, на который ложились роскошные бордовые бутоны сладко пахнущих роз. Он опустил глаза, чувствуя, как разум вновь застилает пелена воспоминаний.
— Вы никогда не жалели, что женились на мне?
Этот поражающий своей странностью вопрос вынудил Дарси вскинуть брови и удивленно посмотреть на жену, которая вроде бы и шутила, но в то же время выглядела серьезной.
— Моя милая, мне порой вас очень сложно понять, — Дарси мягко пожал ее руку, которой она опиралась об его локоть, и окинул умиротворенным взглядом безмятежие осеннего сада.
Сентябрь укутал деревья в пышные уборы багрянца, меди и янтаря, а ушедшее лето оставило после себя лишь отголоски тепла и роскошь солнечных дней. Цветные листья летящим вальсом кружились по дорожкам сада, простирающиеся на много миль луга и поля Пемберли пожелтели, и в прохладном воздухе разливался тонкий грустный аромат осени. Терпко пахли травы, еще виднелись розовые соцветия вереска, и руки Элизабет теперь источали запах медовых яблок.
— Вы не ответили, — упрямо сказала молодая женщина, и между каштановых бровей наметилась хмурая морщинка. Ее давно волновал этот вопрос: их браку уже одиннадцать лет, и неужели она ни разу не давала повода для серьезных огорчений?
Дарси на секунду вскинул голову, но тут же опустил ее и внезапно остановился прямо посреди аллеи. Элизабет недоуменно посмотрела на мужа, который, возвышаясь над ней на целую голову, своим величественным видом и благородным спокойствием вынуждал ее чувствовать себя слишком любопытной неопытной девчонкой. Дарси выглядел необычайно серьезным, и Элизабет успела похолодеть от страха, пока он не взял ее за руку и не привлек к себе почти вплотную. Она робела перед супругом, слегка краснела, когда он говорил ей множество приятных вещей, в любых мелочах выражал свою безграничную любовь и пользовался любой возможностью, чтобы провести время с ней. Элизабет обжег мучительный стыд. Лучше бы он сейчас нахмурился и сурово замолчал, чем смотрел на нее с неизменной лаской и нежностью, какие плескались в его глазах и когда он признавался в своих чувствах во второй раз, и на венчании, и во все годы брака. Как она только посмела усомниться? Усомниться в человеке, которого она боготворила, и который боготворил ее? Который для нее был самым главным в жизни?.. Элизабет, пристыженная, опустила голову, не смея посмотреть на супруга.
— Элиза, мой нежный друг, — он прижался своим лбом к ее, молодая женщина смутилась еще сильнее, но Дарси, продолжая держать ее руки, смотрел на нее с таким невыразимым чувством, что Элизабет все же подняла глаза, — Я дал вам повод усомниться в своей любви? Ответьте мне, прошу вас.
— Ни разу, — прошептала молодая женщина, вдыхая терпкий запах мускуса и осенней горечи. — Простите меня, простите…
— Вы — моя супруга, мой друг, мать наших детей. Даже если бы вы очень постарались разочаровать меня, у вас бы не получилось вызвать мой гнев такой силы, чтобы я пожалел о своем выборе. Вы все так же прекрасны, очаровательно упрямы и насмешливы, и это лишь укрепляет мои чувства к вам, Элиза. Я никогда не сомневался в вашей любви ко мне, ощущая ваше тепло, заботу и нежность, даже когда не мог видеть вас, слышать ваш голос и прикасаться к вам. И вы не сомневайтесь, дорогая.
— Вы не сердитесь на меня? — Элизабет, сгорая от стыда и блаженства, подняла на мягко улыбающегося супруга робкий взгляд.
— Я не смею, даже если мне очень захочется, — Дарси поцеловал ее в лоб и обнял за плечи, мягко увлекая вглубь липовой аллеи. — Пойдемте, мне хочется показать вам последние ирисы возле пруда, они, несомненно, произведут на вас впечатление…
***
За окном лил освежающий ливень весенней ночи, напитывающий молодую зелень животворной влагой, и в приоткрытое окно вливался тонкий запах мокрой листвы, и цветущих жемчужных магнолий, растущих вокруг особняка. Восхитительные сапфировые сумерки окутали Пемберли нежным струящимся шелком, укрывали тишиной, завораживали тихим шумом дождя. С кустов благоухающего белого шиповника, на котором кое-где уже раскрылись изящные махровые цветки, бесконечно слетали хрустальные водяные капли.
В мягком мерцании тающих свеч таилось неведомое сладостное ожидание, будоражащее сознание молодой девушки. Элизабет сидела на подоконнике, забравшись на него с ногами, и с мечтательной сдержанной улыбкой смотрела на букет нарциссов в граненой вазе. Такие хрупкие и изящные, с бархатно-акварельными лепестками и восхитительным тонким ароматом. Блики свечного пламени скользили по сливочно-абрикосовым и персиково-розовым цветкам, по разобранной постели и темной палисандровой мебели. Элизабет улыбнулась шире и, с наслаждением вдохнув ночную прохладу, коснулась виском холодного стекла. Почти два года назад она вышла замуж, и в это верилось с огромным трудом. Время летело слишком быстро. Впрочем, ей иногда кажется, что и жизни не хватит, чтобы вдоволь насладиться обществом ее супруга.