Принц держал меч на уровне плеча. Острие было наклонено чуть вниз, нацеливаясь точно на сердце Магеллана. Назвать это дружеским жестом было никак нельзя, и Магеллан решил, что стратегическое отступление будет в самый раз.
— Ты еще услышишь обо мне, Шарм, — сказал он угрожающе и тут же решил, что прозвучало это глупо. И не ошибся. — Я еще вернусь, — добавил он, что прозвучало еще глупее. — Мать твою! — беспомощно докончил он и нырнул в окошко.
— О! — выдохнула принцесса.
Принц хладнокровно вложил меч в ножны и выглянул в окошко. Магеллан падал очень медленно, над ним развевался его плащ. Затем вся его одежда словно провалилась внутрь себя самой. А затем разделилась: мантия, сапоги, носки и шляпа продолжали лететь к земле, каждый предмет сам по себе, а между ними появилась большая черная птица. Она захлопала крыльями и взвилась в безоблачное небо.
Принц и бровью не повел. Он позвал:
— Венделл!
На этот зов появился мальчик. Пажу было одиннадцать лет, и он пошатывался под тяжестью большого рюкзака. А то, что в каждой руке он держал по туго набитому дорожному мешку, не облегчало его ноши. Он свалил все это на пол, без всякого интереса посмотрел на принцессу и сел на рюкзак, тяжело дыша. Потом сказал:
— Сто восемьдесят одна ступенька.
— Сапсан, — сказал принц.
— Бу сде.
Усталости вопреки Венделл тотчас развязал рюкзак и вынул небольшую клетку, обернутую куском ткани. Оказалось, что в клетке сидит сокол. Венделл подал ее принцу и забрал у него меч. Шарм снял с птицы колпачок, два раза погладил ее по спине и поднес к окну, за которым сокол вмиг исчез в ночной тьме. После чего принц тотчас сосредоточил все свое внимание на принцессе Глории.
Принцесса Глория была занята двумя прямо противоположными мыслями.
Во-первых: она не умрет.
Во-вторых: она умрет от смущения. Он стоял совсем рядом с ней, доблестный, красивый сказочный принц, легендарный принц Шарм (погодите, вот она расскажет девочкам! ), стоял и смотрел на ее ТЕЛО. А она была совершенно голая. И не только это, но волосы взлохмачены, никакого макияжа и (о Господи! ) грязь под ногтями на ногах! Лучше бы ей умереть!
Однако принц не смотрел на соблазнительное тело Глории. Величайшим усилием воли он приковал взгляд к ее лицу. Затем театрально-рыцарским жестом сорвал плащ с плеч и укрыл ее от шеи до пят. Принцесса Глория испустила вполне слышный вздох облегчения.
— Благодарю вас.
— Услужить вам — счастье, прекрасная госпожа, — торжественно произнес принц. — Венделл!
Венделл перестал полировать меч принца промасленной тряпкой, порылся в одном из мешков, вытащил молоток с зубилом и с их помощью начал расклепывать цепи принцессы. Шарм тем временем принес серебряную щетку для волос и ручное зеркало и, едва оковы спали с ее запястий, подал их ей. Это было отнюдь не первое выполненное им спасение, и он знал всю процедуру досконально. Но прежде он тайком погляделся в зеркальце, проверяя, не растрепались ли его собственные волосы.
За окном захлопали крылья. Вернулся сапсан с мертвой птицей в когтях. Это был ворон. Принц осмотрел его без малейшего удивления, бросил в кожаный ягдташ и поощрил сапсана кусочком мяса.
Тем временем Венделл высвободил плечи принцессы Глории и быстро разделался с ее ножными оковами. Когда он разбил все цепи, она встала. Хотя она была миниатюрна, ее царственная осанка произвела глубокое впечатление на обоих юнцов. Плотно закутавшись в плащ, аккуратно зачесав волосы со лба назад, высоко вздернув подбородок, она была просто воплощением безупречного воспитания. Сделав реверанс, она сказала Шарму:
— Ваше высочество, не могу ли я поговорить с вами тет-а-тет?
— Венделл!
— Уже ухожу, — ответил Венделл, исчезая за дверью.
Шарм одарил принцессу своей, как он надеялся, самой неотразимой улыбкой.
— Я слушаю, прекрасная госпожа.
Девица ответила на улыбку Шарма собственной слабой улыбкой, потом потупила очи долу и сплела пальцы.
— Ваше высочество, вы спасли мне жизнь!
— Ну, я рад, что успел вовремя.
Шарм не стал упоминать, что произвел предварительную разведку, а потом битых три часа выжидал в ближнем лесочке, чтобы разыграть эффектное спасение в последнюю секунду.
— Я обязана вам долгом благодарности, который мне никогда не уплатить.
Принц позволил своему взору скользнуть по ее грудкам.
— О, я бы так не сказал, — произнес он с надеждой.
— Мое родное королевство очень невелико, ваше высочество, и хотя я настоящая принцесса, но самая младшая из множества сестер, и их приданое должно быть собрано раньше моего. У меня нет драгоценностей, нет сокровищ, чтобы предложить вам.
Сердце Шарма забилось учащеннее.
— Забудьте об этом. Знать, что вы счастливы — уже достаточная награда.
— Да, но меня с детства учили, что долги чести надо платить, что за оказанную услугу следует ответить услугой, и что храбрость и… — она покраснела, — добродетель должны вознаграждаться.
— Соблазнительно, — сказал принц. — То есть я имею в виду, если вы на это так смотрите, я не стану вам возражать.
На его верхней губе выступили бисеринки пота. Он шагнул к принцессе. Она подняла на него томный взор. Ее дыхание стало частым и прерывистым.
— Тем не менее одна награда в моей власти есть.
— О да! — Принц взял ее руки в свои и поглядел в самую глубину ее глаз.
— Честь требует, чтобы честь была принесена в жертву, — прошептала она. — Вы понимаете меня?
— Да, любимая, — прошептал принц в ответ, привлекая ее к себе. — Как давно я ждал этого мига!
— Вот и хорошо. — И с этими словами принцесса Глория плотно зажмурила глаза, стиснула зубы, встала на цыпочки и поцеловала своего сказочного принца.
В щеку.
Потом быстро вынырнула из его объятий, отбежала к лестнице и бросила на него гордый взгляд, как после совершения благороднейшего подвига. После чего еще раз багрово покраснела и хихикнула.
Ни слова разочарования не сорвалось с губ принца. Даже легким движением бровей он не выдал, что надеялся на нечто более существенное, чем единственный целомудренный поцелуйчик. Нет, ни словом, ни делом он не выдал, что мог помыслить, будто принцесса Глория хоть в чем-то может оказаться не совсем невинной, чистой, целомудренной и непорочной.
В конце-то концов, не зря же ему дали имя Шарм.
Солнце поднялось над краем, ласкающим взор зеленью полей и сочных пастбищ, над краем, чьи полноводные ручьи кишели форелями, чьи вековые дремучие леса изобиловали оленями, над краем, чьи мощенные булыжником дороги и ухоженные деревушки свидетельствовали о расцвете торговли и плодотворных радостных трудах счастливого населения. Это было королевство Иллирия, не самое большое, но, бесспорно, самое преуспевающее из многочисленных королевств на широкой равнине между горами и морем. Оно, как и остальные двадцать, было древней страной со славной долгой историей и множеством легенд, восходящих к седой старине. Немало знатных родов там могли проследить свое происхождение на сто поколений назад, немало колодцев там поили жителей водой тысячу лет, немало замков уже крошились под тяжестью веков. Это была страна, лелеявшая свои традиции и обычаи, и ее жители высоко почитали честь, справедливость и семью. Им нравились мужчины — сильные и смелые, женщины — красивые и верные, котята — тепленькие и пушистенькие, девушки — невинные, чистые, целомудренные и непорочные, а также собаки, у которых слюна капала из пасти не очень обильно. Да и вообще Иллирия, что важнее всего, была волшебной страной, колдовской страной (как и все страны в те дни), страной чудес и таинственностей. И это была страна, которая рождала героев.
Ибо вопреки процветанию Иллирии, ее оптимизму и добродушию, ее крепким нравственным устоям, прочности ее семейных и общественных уз, в ней все же встречались злонамеренные граждане. Больные душевно, с непредсказуемым поведением. Алчно возжаждавшие богатства и власти. И просто такие, кому все на свете обрыдло.