— Становись! — ударяет в барабанные перепонки голос товарища Кобзика, покалякавшего всласть о кавалерии.
Петька вздрагивает. Никитин делает девчатам прощальный жест и бежит на правый фланг, а Петька семенит на левый. Товарищ Кобзик взглядом по рядам скользит и, словно точку ставит, вшпиливает его в Петьку:
— Ну, как, Зыкин, отдышался?
— Так точно, товарищ старший сержант!. — отвечает Петька и выпячивает грудь, стараясь молодцом казаться.
Товарищ Кобзик губы в ухмылке кривит: «Смешной парень, Довесок этот. Ему и впрямь бы в цирке выступать».
Рассекают воздух команды обычные — те, на которые ноги-руки сами реагируют. Петька давит сапогами скрученные морозом листья и думает. «Тяжело в армии. Цельный день — то одно, то другое. Только ночью и отдохнешь, А сегодня не удастся; сегодня в караул идти…»
Плывут по небу облака, луной подсвеченные. Ветер листья шевелит. Когда он пошибче дунет, листья двигаться начинают, шурша таинственно. Петьке чудится: листья говорят что-то. Но что? Вслушивается — непонятно.
Листьев кругом много. Когда новобранцев в этот город привезли, они еще на деревьях висели, чуть тронутые первым дыханием осени. Петьке понравился город — дома каменные, трамваи. До этого он трамваи только в кино видел, когда передвижка приезжала. Дальше районного центра Петька нигде не бывал. Да и в районный центр он не часто ездил, потому как деревня их самая дальняя — двадцать пять километров по большаку. Думал Петька: «Вырасту — в город уйду жить». Не получилось: война помешала. Папаню на третий день взяли, а через два месяца — «похоронная». Мать повыла, конечно, а Петька только губы сжал: не любил отца он. Отец не ту линию в жизни гнул: шабашничал сильно, а деньги не в дом нес — в ларек продовольственный, где водкой, пряниками, печеньем поломанным, «подушечками» и ржавой селедкой торговали. Пряники и все прочее отец не покупал — только водку. За все время — Петька это хорошо помнит — он всего раз принес домой гостинец — слипшиеся в комок «подушечки». Сильно пьяный пришел он в тот день: языком не ворочал. Языком не ворочал, а на мать набросился. У Петьки внутри оборвалось что-то, и он крикнул отцу, вцепившись пальцами в его грудь:
— Не смей!
Отец отшвырнул Петьку, словно пса шелудивого, и отхлестал его ремнем, широким, солдатским ремнем с царским орлом на пряжке. С той поры и возненавидел Петька отца и не переживал, когда «похоронка» пришла. Почти не переживал. Но все же сжалось его сердце, чуть-чуть сжалось, когда он «похоронку» читал…
Винтовка тяжела и неудобна. «Присесть бы», — думает Петька и переворачивает ящик, валяющийся у амбара, или, как говорит товарищ Кобзик, объекта № 5. Что в этом объекте — неизвестно. Одни говорят, пустой он, другие утверждают: добра разного в нем на сто тысяч.
«Сто тысяч — это много, — думает Петька. — На сто тысяч всю нашу деревню одеть-обуть можно, и останется еще». Петька начинает мечтать, что он сделает, если у него появятся сто тысяч, но дальше хорошей одежки и велосипеда мысли его не текут. Велосипед Петьке давно хочется. У них в деревне ни у кого нет велосипеда, потому что их деревня маленькая — всего двадцать восемь дворов.
Шуршат листья — убаюкивают. Петька просовывает руку под винтовочный ремень и смыкает глаза: «Хорошо-то как!»
— Зыкин?
Петька вскакивает, подхватывает рукой винтовку.
— Заснул на посту, сукин ты сын? — спрашивает товарищ Кобзик, который сегодня не только помкомвзвода, но и начальник караула, сокращенно карнач.
Петька в глаза не смотрит — стыдно. Ему и так скидку делают на то, что он слабосильный и маленький, а он…
— Предупреждал же тебя — не усни! — рычит товарищ Кобзик. — Опять взвод опозорил. Опять мне из-за тебя на орехи достанется.
Петька чувствует — щеки горят. «Хорошо, что темно сейчас и не видно этого», — думает он.
Хлопает в караулке дверь — ЧП. Дежурный по части — лейтенант Долгушин — черта поминает. Если бы не этот Довесок, то взвод по всем статьям в роте на пер: вое место вышел бы.
— Раз-гиль-дяй! — с расстановкой произносит взводный. — Под трибунал пойдешь!
«Правильно, — думает товарищ Кобзик. — За это стоит».
— А пока на «губу», — приказывает Долгушин.
«И это правильно», — думает товарищ Кобзик и говорит Никитину:
— Отведи!
— Есть, товарищ лейтенант! — отвечает Гришка и становится около Петьки.