Я рассмеялся.
— Тогда это от контузии! — заявил Волков. — Сходил бы к врачам, они точно скажут.
Последний раз я был у врача в Москве, вскоре после демобилизации, когда участились головные боли. Женщина-врач сказала: «Это мигрень», — прописала какие-то порошки. Я попринимал их две недели, а потом уехал на Кавказ. Первое время голова не болела, видимо, подействовала перемена климата, а через три месяца меня так скрутило, что я чуть не выл от боли.
В парке было тихо, безветренно, деревья стояли неподвижно, словно солдаты в строю. Слух обостренно воспринимал каждый шорох, и я, напрягая глаза, старался разглядеть: может, мышь прошмыгнула или — не дай бог — змея.
— Змеи тут, наверное. — Я остановился.
— Летом, говорят, заползают, — сказал Волков. — А сейчас нечего бояться: холода наступили. Полтора месяца назад ребята тут гюрзу встретили. Взяли палку, а она — в расщелину.
Недалеко от того места, где остановились мы, была лавочка — обыкновенная деревянная лавочка без спинки. Днем на ней сидели, сгорбившись, студентки с конспектами в руках. «Зубрилы» — так отзывался о них Волков.
— Пойдем к лавочке, — предложил я. — Посидим, покурим.
— Ты же не куришь!
— Решил начать.
— Зря. Изжога от курения и кашель.
— Даже Нинка курит, — напомнил я.
— На фронте научилась! Я бы всех баб, которые пьют и курят, ремнем по мягкому месту.
Метрах в десяти от лавочки Волков замер:
— Кругом через левое плечо!
— Что такое?
— Семен и Нинка там.
— Шустрым оказался этот Жилин! Заметил, как Нинка на него поглядывала?
— Заметил.
Когда мы отошли, я подумал вслух:
— Самарин, наверное, расстроится.
— Ясное дело, — согласился Волков. — Я все время считал: стерпится — слюбится. А теперь ручаться могу: два номера лейтенант тянет — один пустой, другой порожний.
— Выбрала!.. — проворчал я, обозлившись на Нинку. — Самарин человек что надо, а Жилин куркуль.
— Не пойму, — удивленно произнес Волков, — чего они нашли в Нинке? На лицо она симпатичная — это верно, и фигурка у нее подходящая, все, как говорится, на месте, но ведь курит же она, стерва, и вино глушит не хуже мужика.
— Сегодня не пила и не курила, — сказал я.
— Ну-у?
— Только пригубила и сразу отставила кружку. А когда Самарин ей портсигар протянул, головой покачала.
— Жилина постеснялась, — решил Волков.
Он часто говорил, что Нинка пьет. Но я никогда не видел этого. Так и сказал.
— Пьет, — подтвердил Волков. — Конечно, не так, как некоторые мужчины, но сто граммов, не поморщившись, дернет.
— Это не доказательство, — возразил я.
— Для тебя нет, а для меня да! — вспылил Волков.
…Воздух становился все прохладней. Я поежился.
— Замерз? — спросил Волков.
— Немного.
— На боковую?
— Рано еще. Да и Гермесу мешать не хочется — пусть позанимается.
— Он на нашем курсе самый способный, — с гордостью сказал Волков. — Задачки, как орехи, щелкает, даже преподаватели удивляются.
— Отличный парень! — сказал я. — В тот день, когда я пришел к вам, он мне пижоном показался.
— Все мы любим пыль в глаза пускать. Даже Варька хвост веером распускал, когда к Нинке мылился.
— Неужели и такое было?
— Не вру. — Волков усмехнулся. — Я в Ашхабад в начале августа приехал, в один день с Нинкой. Варька уже тут ошивался, помогал кому делать нечего. После экзаменов решил я к Нинке подсыпаться, но увидел, что она курит и губы малюет, и отчалил. С дядей Петей познакомился, стал помогать ему котельную ремонтировать. В подвале холодно и сыро было. Поработаем, бывало, часа полтора и — на солнышко. Курим, греемся, друг друга слушаем. Однажды сидим так — Варька с Нинкой пылят. Он в глаза ей заглядывает, а она хохочет. Я Варьку сразу невзлюбил. Знаешь, как бывает: взглянешь на человека — и, как ножом, отрежет. Так и с Варькой получилось. Нинка увидела меня, подошла и сказала: «Владлен на танцы приглашает. Может, и ты пойдешь?» Я согласился, потому что вечером от скуки места себе не находил. Варька взял два билета — себе и Нинке. А у меня — ни копейки, последнюю трешницу на хлеб потратил. Делать нечего: отодрал от забора доску, выждал удобный момент и — порядок. Оркестр танго заиграл. Варька ногами кренделя выделывал — старался на Нинку впечатление произвести, а у нее в глазах смешинки стояли. Раза три они на танцы сходили, а потом она перестала обращать на него внимание. Я и так и сяк подсыпался к ней, хотел выяснить, что случилось, но она в ответ лишь улыбалась.