— Отзынь, лейтенант, — устало откликнулся тот. — Я не маленький, палить зазря из этой «дуры» не буду. Но если четверо нападут, кого-нибудь шлепну!
— И сядешь, — сказал я.
— Плевать!
— Дай! — повторил Самарин. — Узнают про «пушку» — не обрадуешься.
— Откуда узнают-то?
— Мало ли откуда.
Повернувшись к Жилину, Волков отчеканил:
— Если заложишь, как вошь пришибу!
— Не запугивай, — проворчал Жилин и посмотрел на парабеллум. Нехорошо посмотрел, жадно.
Завернув парабеллум в промасленную тряпку, Волков сунул его в чемодан и перевел взгляд на Жилина:
— Не обижайся, но ты не поймешь какой, поэтому и предупредил тебя. — И захлопнул чемодан.
— Не дури, — сказал Самарин. — Хранение огнестрельного и холодного оружия без специального разрешения запрещено. Если мне не веришь, в уголовный кодекс загляни. Надо сдать!
— Знаю! — огрызнулся Волков и, двинув пяткой по чемодану, загнал его под кровать.
Спать уже не хотелось. Боль стихла. Я вспомнил про профсоюзное собрание и воскликнул:
— Чего же вы про Игрицкого ни гугу?
Волков сразу оживился.
— Было дело под Полтавой.
— Рассказывай!
— Поздно уже.
— Все равно не уснуть, — сказал Гермес.
Волков посмотрел на Жилина:
— Не возражаешь?
— Мне шум не помеха, — отозвался тот. — Только огонь задуйте.
Волков дунул в лампу. Пламя повалилось набок и погасло.
— Значит, так, — начал Волков. — Ввалились мы в конференц-зал, а там уже яблоку негде упасть — почти все места заняты. Глядим — Варька пыхтит: локотком папку прижал, в руках стул. В проходе уселся, перед самым помостом. С таким расчетом устроился, чтоб начальство его видело. Спервоначала все шло как положено. Председатель профкома речь толкнул — целый час цифрами сыпал и фамилии склонял. Прения начались — еще полчаса из пустого в порожнее переливали. Потом вылез на трибуну один тип — всего два раза его в институте видел, да и то мельком — и обрушился на Игрицкого: до коих пор, мол! И пошло-поехало. Один за другим поднимались на трибуну люди-человеки, и все, как по бумажке, шпарили. Я враз сообразил — подготовленные, Курбанов подбородок на набалдашник положил и хоть бы шелохнулся. А я на сиденье ерзал. Тут Самарин и сказал: «Давай!» Я писульку в президиум накатал: прошу-де слова. Начал говорить — затихли все. Понял — слушают…
— Ты хорошо говорил, — перебил Волкова Самарин. — Только волновался сильно.
— А как было не волноваться, — возразил тот, — когда на человека напраслину льют? Я этого не люблю. Говорить надо по существу, а то, что у Игрицкого лекции неинтересные, — брехня.
— Курбанов тоже выступил, — сказал Гермес.
— А Владлен? — спросил я.
— Мимо. — Волков не скрывал своего разочарования. — На сей раз чутье подвело меня.
— Оно часто тебя подводит, — уточнил Самарин.
«Сейчас начнут пререкаться», — решил я. Но в это время Гермес сказал:
— Наша Нина решила шефство над Игрицким взять.
— Бабы, они все одинаковые, — задумчиво произнес Волков. — Одним словом, жалостливые.
Мы потолковали еще с полчаса. Напоследок Самарин предупредил Волкова:
— Учти, парабеллум все равно отберу!
— Попробуй, — сонно проворчал тот…
11
На следующий день произошло ЧП. Как только я вошел, Волков сказал:
— «Пушку» свистнули.
Я лишь промычал в ответ — настолько это сообщение показалось мне неправдоподобным.
— Все перерыл! — воскликнул Волков и с надеждой в глазах уставился на меня. — Может, я его вчера в другое место сунул?
Я хорошо помнил — в чемодан. Так и сказал.
— Наверно, кто-нибудь из ребят пошутил, — предположил я.
— Ничего себе шуточка! Впрочем, может быть, ты и прав. — Чувствовалось, он схватился за мои слова, как утопающий за соломинку.
— Самарин предупреждал — все равно отберет, — сказал я.
Волков прошелся по комнате, засунув руки в карманы, пнул ногой чемодан.
— Только не он! Лейтенант в таких делах слишком… как бы это сказать…
— Щепетильный?
— Вот-вот. Без спроса даже спичку не возьмет. — Волков кинул взгляд на кровать Жилина.
Я вспомнил, как посмотрел Жилин на парабеллум, и сказал:
— Между прочим, он нехорошо смотрел на твою «пушку».
Волков сел на подоконник, поболтал ногой.
— Но если вдуматься, разве дурак он? Его же первого заподозрят, поскольку новенький он. Это Жилин должен был учесть.
Самарин — он появился минут через пять — не на шутку встревожился, когда Волков рассказал ему о пропаже.