Я здесь. Я тенью пальцев трогал вещей края,
Картины, книги, платье, обувь. Твою рояль.
Я тенью сердца плакал тише, чем дрожь в листве.
Жена сказала: «Янко, слышишь? Скорей дай свет!»
Ты встал. Потом провел рукою по волосам.
«Придет же в голову такое. Не знаю сам.
Поверишь, Оля»! —
«Что? Мне страшно». —
«Да нет, пустяк.
Я вдруг подумал, здесь Тришатов,
у нас в гостях!»
Даниил Андреев
Даниил Леонидович Андреев (1906–1959). Поэт и Философ. Сын писателя Леонида Андреева. Участник Великой Отечественной войны.
Арестован в 1947 году. В заключении находился до 1957 года во владимирской тюрьме.
При жизни стихи не публиковал. В настоящее время имеется ряд публикаций, но значительная часть его литературного наследия остается неизвестной. Стихи для публикации предоставлены вдовой поэта А. А. Андреевой. Все печатаемые стихи написаны во Владимирской тюрьме, часть из них публикуется впервые.
Демоны возмездия
Город. Прожектор. Обугленный зной.
Душная полночь ат
омного века.
Бредит под вздрагивающей пеленой
Поздних времен самозванная Мекка.
Страшное «завтра» столице суля,
Бродят
они по извивам предчувствий
Пурпуром в пятизвездье Кремля,
Ужасом в потаенном искусстве.
И, перебегая по мысли огнем,
Вкрадываются в шелестящие слухи,
Множатся к вечеру, прячутся днем —
Хищны, как совы, и зорки, как духи:
— Слушай!
В испепеляющий год
С уст твоих сорваны будут печати.
В страшное время — в страшный народ
Выйдешь на беспощадном закате.
Но не ропщи, как слепец, на судьбу,
На ратоборство гигантов не сетуй.
Только Звездою Полынью в гробу
Души пробудятся
нашей кометой!
Размах
Есть в медлительной душе русских
Жар, растапливающий любой лед:
Дно всех бездн испытать в спусках
И до звезд совершать взлет.
И дерзанью души вторит
Шквал триумфов и шквал вины, —
К мировому Устью истории
Схожий с бурей полет страны.
Пламень жгучий и ветр морозный,
Тягу — вглубь, дальше всех черт,
В сердце нес Иоанн Грозный,
И Ермак, и простой смерд.
За Урал, за пургу Сибири,
За Амурский седой вал,
Дальше всех рубежей в мире
Рать казачью тот зов гнал.
Он гудел — он гудит, бьется
В славословьях, в бунтах, в хуле,
В огнищанах, в землепроходцах,
В гайдамацкой степной мгле.
Дальше! дальше! вперед! шире!
Напролом! напрорыв! вброд!
К злодеяньям, каких в мире
Не свершал ни один род;
И к безбрежным морям Братства,
К пиру братскому всех стран,
К солнцу, сыплющему богатства
Всем, кто н
езван и кто зван!..
Зов всемирных преображений,
Непонятных еще вчера,
Был и в муках самосожжений,
И в громовых шагах Петра.
И с легенд о Последнем Риме,
От пророчеств во дни смут,
Все безумней, неукротимей
Зовы Устья к сердцам льнут.
Этот свищущий ветр метельный,
Этот брызжущий хмель веков —
В нашей горечи беспредельной
И в безумствах большевиков.
В ком зажжется другим духом
Завтра он, как пожар всех?
Только слышу: гудит р
ухом
Даль грядущая — без вех.
Тюрьма на Лубянке
Нет,
Втиснуть нельзя этот стон, этот крик
В ямб:
Над
Лицами спящих — негаснущий лик
Ламп,
Дрожь
Сонных видений, когда круговой
Бред
Пьешь,
Пьешь, задыхаясь, как жгучий настой
Бед.