Про вызревающее в борозде,
Взрыхленной плугом эпох,
Семя, подобное тихой звезде,
Но солнечное, как бог.
Не заговорщик я, не бандит.
Я — вестник другого дня.
А тех, кто сегодняшнему кадит,
Достаточно без меня.
«Исчезли стены разбегающиеся…»
Исчезли стены разбегающиеся,
Пропали городские зданья:
Ярчеют звезды зажигающиеся
Любимого воспоминанья.
Я слышу, как в гнездо укладываются
Над дремлющим затоном цапли,
Как сумерки с лугов подкрадываются,
Роняя голубые капли;
Я вижу очертаний скрадываемых
Клубы и пятна… мошки, росы…
Заречных сел, едва угадываемых,
Лилово-сизые откосы;
Возов, медлительно поскрипывающих,
Развалистую поступь в поле;
Взлет чибисов, визгливо всхлипывающих
И прядающих ввысь на воле…
И в грезе, жестко оторачиваемой
Сегодняшнею скорбной былью,
Я чувствую, как сон утрачиваемый,
Своей души былые крылья.
«Нет, не боюсь языческого лиха я…»
Нет, не боюсь языческого лиха я.
Шмель, леший, дуб —
Мне любо всё, — и плес, и чаща тихая,
И я им люб.
Здесь каждый ключ, ручей, болотце, лужица
Журчат мне: пей!
Кричат дрозды, кусты звенят и кружатся,
Хмелит шалфей.
Спешат мне тело — дикие, невинные —
В кольцо замкнуть,
Зеленым соком стебли брызжут длинные
На лоб, на грудь,
Скользят из рук, дрожат от наслаждения,
Льют птичий гам,
Касаясь, льнут, как в страстном сновидении,
К вискам, к губам,
Живые листья бьют о плечи темные
В проемы чащ
Кидают п
од ноги луга поемные
Медвяный плащ.
Бросают тело вниз, в благоухание,
Во мхи, в цветы,
И сам не знаешь в общем ликовании,
Где — мир, где — ты.
Гипер-пеон
О триумфах, иллюминациях, гекатомбах,
Об овациях всенародному палачу,
О погибших и погибающих в катакомбах
Нержавеющий и незыблемый стих ищу.
Не подскажут мне закатившиеся эпохи
Злу всемирному соответствующий размер,
Не помогут во всеохватывающем вздохе
Ритмом выразить величайшую из химер.
Этой поступью оглушенному, что мне томный
Тенор ямба с его усадебною тоской?
Я работаю, чтоб улавливали потомки
Шаг огромнее и могущественнее, чем людской.
Чтобы в грузных, нечеловеческих интервалах
Была тяжесть, как во внутренностях Земли,
Ход чудовищ, необъяснимых и небывалых,
Из-под магмы приподнимающихся вдали.
За расчерченною, исследованною сферой,
За последнею спондеической крутизной,
Сверхтяжелые, трансурановые размеры
В мраке медленно поднимаются передо мной.
Опрокидывающий правила, как плутоний,
Зримый будущим поколеньям, как пантеон,
Встань же, грубый, неотшлифованный, многотонный
Ступенями нагромождаемый сверхпеон!
Не расплавятся твои сумрачные устои,
Не прольются перед кумирами, как елей!
Наши судороги под расплющивающей пятою,
Наши пытки и наши казни запечатлей!
И свидетельство о склонившемся к нашим мукам
Темном Демоне, угашающем все огни,
Ты преемникам — нашим детям и нашим внукам
Как чугунная усыпальница, сохрани!
«Медленно зреют образы в сердце…»
Медленно зреют образы в сердце,
Их колыбель тиха,
Но неизбежен час самодержца —
Властвующего стиха.