— Как и я, ваше величество. Это не значит, что я не ожидаю нескольких… тревожных моментов на этом пути.
— Конечно, же. — Кэйлеб на самом деле усмехнулся. — В Писании также говорится, что Бог испытывает тех, кто достоин Его служения. Учитывая службу, к которой Он нас призвал, было бы замечательно, если бы испытания не были достаточно суровыми, чтобы вызвать у кого-то чувство беспокойства. По крайней мере, иногда.
Он улыбнулся и повернулся к Паркейру и Мейдину.
— Не сомневаюсь, что вы собираетесь заставить меня чувствовать себя более чем достаточно встревоженным, чтобы продолжать, милорды. Так почему бы нам не пойти вперед и не начать?
— Спасибо, что приняли меня, ваше величество.
— Не нужно благодарить меня, сэр Рейджис, — тихо сказал Кэйлеб. — Служба, которую вы несли здесь, в Сиддармарке, была… экстраординарной. Ее величество и я оба глубоко благодарны вам за то, как верно и не жалея себя вы служили Чарису.
Император сидел в массивном деревянном кресле, отдаленно напоминавшем трон, с Мерлином Этроузом за спиной, в то время как утренний солнечный свет струился через окна позади него. Офис не был особенно огромным — в Сиддар-Сити комнаты, как правило, были меньше и с более низкими потолками, в основном для того, чтобы их было легче отапливать зимой, — но он был удобно обставлен, а его стены были уставлены книжными шкафами от пола до потолка. Фактически это был личный кабинет сэра Рейджиса Дрэгонера, пока посол Чариса в республике не перебрался в другое место, чтобы освободить офис в посольстве для своего императора. Он высоко оценил готовность посла переехать, хотя совсем не ждал сегодняшней утренней встречи. И все же он знал, почему Дрэгонер попросил об этом.
Теперь он откинулся на спинку стула, изучая измученное, изможденное лицо и затравленные глаза человека, который так долго и так хорошо представлял интересы Чариса в Сиддармарке. Он встречался с Дрэгонером всего несколько раз, прежде чем король Хааралд отправил карьерного дипломата в Сиддар-Сити, но с тех пор этот человек постарел гораздо больше, чем можно было объяснить простым течением времени. Его темные волосы почти полностью поседели, скулы выступали, как выветренные каменные выступы, глаза были темными и запавшими, а пальцы дрожали легкой, почти незаметной дрожью, когда они не были плотно сжаты.
Мы должны были отозвать его, — с раскаянием подумал Кэйлеб. — Мы должны были это сделать. Это было несправедливо по отношению к нему.
Но они этого не сделали, потому что никто другой не мог сравниться со связями сэра Рейджиса Дрэгонера в высших кругах правительства республики. Никто другой не обладал бы его проницательностью, его пониманием пульса и структуры политической жизни Сиддармарка. И никто другой не смог бы лучше представить Чарис, несмотря на его собственные глубокие религиозные сомнения.
Религиозные сомнения и внутренний конфликт, которые так заметно состарили его.
— Ваше величество, — начал Дрэгонер, но Кэйлеб поднял руку в мягком жесте, который мгновенно остановил посла.
— Сэр Рейджис, я хочу, чтобы вы знали, что никто не может быть лучше осведомлен, чем императрица Шарлиан и я, о том, как верно вы служили Чарису. Мы знаем, как долго и упорно вы работали с момента первоначального нападения храмовой четверки на Чарис. Мы знаем, как усердно вы трудились, как неустанно тратили свои силы на нашу службу, какими бдительными и честными вы были. И, — император пристально посмотрел в глаза Дрэгонеру, — мы знаем, как лично и мучительно трудно вам было так верно и так хорошо выполнять свой долг перед нами.
Губы Дрэгонера задрожали, и он начал открывать рот, но снова поднятая рука остановила его.
— Я знаю, почему вы просили об этой встрече, — тихо сказал Кэйлеб. — Сожалею, что вы сочли это необходимым, но еще больше я сожалею о том, что экстраординарное мастерство и неустанное усердие, которые вы проявили, помешали нам отозвать вас давным-давно. Это было неправильно с нашей стороны. Сэр Рейджис, мы знали — мы всегда знали, — что то, что мы требовали от вас как от посла Чариса, причинило вам огромную боль как сыну Матери-Церкви. Что мы ставили вашу преданность Чарису в противоречие с вашим пониманием того, чем вы обязаны Самому Богу и архангелам. И мы знали, что, несмотря на всю боль, которую мы причиняем вам, вы никогда не попросите об освобождении — никогда не покинете свой пост — когда Чарис будет в опасности. И поскольку мы знали это, мы использовали вас, сэр Рейджис. Мы использовали вас безжалостно и жестоко, потому что у нас не было выбора. Потому что мы так отчаянно нуждались в вас.