По правде говоря, он ожидал, что корабль будет абсолютной свиньей в любом морском путешествии, но, похоже, тот и близко не собирался быть настолько плохим, как он боялся. Во-первых, у него был очень низкий надводный борт по сравнению с любым настоящим океанским судном. Он не выглядел так, учитывая его угловатый профиль, но реальность заключалась в том, что он сидел намного ниже в воде, чем любой галеон его размера. Это должно было сделать его мокрым, как уже продемонстрировало его нынешнее поведение, но в сочетании с отсутствием мачт он подставлял ветру меньшую площадь, что, в свою очередь, означало, что он был гораздо более устойчив к погодным условиям, чем Барнс опасался при его небольшой осадке. По сравнению с более высокими бортами и высокой оснасткой галеона, ветру просто не за что было зацепиться, когда он пытался заставить этот корабль поддаться. Во-вторых, он отвечал на штурвал с поразительной скоростью — гораздо быстрее, чем любой галеон, на борту которого когда-либо служил Барнс. На самом деле, он отвечал быстрее, чем большинство галер, когда флот Чариса все еще располагал галерами. Это все еще могло измениться, если погода испортится, но, несмотря на всю его приземистость, на самом деле он был удивительно маневренным.
И он был быстрым. Лэнгхорн, он был быстрым! По крайней мере, в спокойной воде. Сопротивление этих тупо закругленных носов должно было замедлить его движение в любую непогоду, но они развивали скорость более двенадцати узлов, а двигатели даже не напрягались.
Полагаю, установка дополнительного двигателя имеет к этому какое-то отношение, — размышлял он. — Видит Бог, я никогда бы не подумал, что «винты» смогут управлять кораблем такого размера подобным образом, даже если их два.
Он подумал о том, сколько лопастей весел потребовалось бы, чтобы управлять значительно меньшей и гораздо более легкой галерой — или площадью паруса, необходимой для управления галеоном, — и покачал головой. Как все знали, трехлопастные винты на валах «Делтака» были почти восьми футов в поперечнике, и они вращались удивительно быстро — целых двести двадцать оборотов за одну минуту. Он даже не хотел думать о количестве воды, которое они перемещали с такой скоростью, но он разогнался до семнадцати узлов на заданном расстоянии на озере Итмин. На самом деле, согласно «питометру», который изобрели Эдуирд Хаусмин и сэр Дастин Оливир, он превысил семнадцать узлов. Возможно, он даже смог бы заставить его подняться выше (с риском перенапряжения его механизмов), и это было просто безумием. Он никогда не слышал, чтобы какой-либо другой корабль приближался к такой скорости, даже при самом благоприятном возможном сочетании ветра и волн.
Он может быть уродливым, он может дымить, как вышедшая из-под контроля печь, и его кочегарка может достигать температуры, которая заставит Шан-вей вспотеть, но чистое возбуждение от того, что он так быстро мчится по озеру, наблюдая за огромными белыми волнами, катящимися по обе стороны от его тупого носа, за следом, оставляемым позади… это было то, чего он никогда раньше не испытывал. И все же даже в самом захватывающем моменте во всем этом было что-то неуловимо неправильное. Предполагалось, что у кораблей должны быть мачты и паруса — они были даже у галер. Это была настоящая причина, по которой «Делтак» и его братья выглядели такими неполными — такими незавершенными — и где было мастерство моряка в том, чтобы просто стоять на этом мостике «боевой рубки» и приказывать рулевому перекладывать руль на правый или левый борт?
О, прекрати это! Павал прав, и ты это знаешь! Как только вы установите орудия, ты будешь командовать одним из четырех самых мощных и быстрых военных кораблей в мировой истории, и все, что ты можешь сделать, это пожаловаться на то, что у него нет мачт?