Случайные вспышки и треск винтовочных дул и ослепительный блеск церковных сигнальных ракет освещали сцену в кошмаре полуночной черной тени и слепящего света, выхватывая отдельные капли дождя из ночи, как мимолетные драгоценные камни в короне сумасшедшего. Люди ругались, кричали и умирали в этом водовороте, и Стивинсин видел, как Гровейр Жаксин яростно сражался в центре изолированной группы защитников. Копейщики дивизии «Лэнгхорн» смешались с копейщиками дивизии «Святомученики», их собственная сплоченность исчезла в хаосе, но они приближались к ротному сержанту майора, как хищный зверь с пиками вместо клыков.
— Держись, Гровейр! — закричал он, хотя сержант вряд ли мог услышать его в шуме и реве битвы. — Держись!
Он и его двенадцать человек ударили по сторонникам Храма, как молот. Он сделал выпад, чувствуя ужасную, дергающуюся мягкость, когда его штык погрузился в спину неосторожного копейщика. Он отступил, отбросив корчащееся тело в сторону, и врезался в следующего врага. Он блокировал удар укороченной пики своей винтовкой, ударил грязным ботинком в живот мужчины, проломил ему череп прикладом винтовки, когда тот падал, и развернулся обратно к еще одному стороннику Храма. Он слышал крики со всех сторон, знал, что люди его отделения отчаянно сражаются, прикрывая его спину, и бросил еще один взгляд на своего сержанта… как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гровейр Жаксин упал, когда наконечник копья вонзился в него чуть ниже нагрудника.
Мгновение спустя настала очередь Стивинсина.
— Стоять! Стоять! — крикнул майор Диннис.
Его люди падали, превращаясь из плотной, дисциплинированной линии в узлы и группы отдельных, отчаянно сражающихся людей. Он подобрал пику мертвеца и стоял плечом к плечу с сержантом своей роты, нанося удары снова и снова.
— Стоять, мальчики! Встань со мной!
Они услышали гул этого глубокого, знакомого голоса, бойцы 1-й роты, и повиновались ему. Они стояли со своим майором, падая вокруг него, ряды редели с каждой секундой, но они стояли.
— Стоять, первая! Стоять! Не позволяй…
Наконечник копья ударился о нагрудник Динниса и скользнул по пропитанной дождем стали. Бритвенное острие вошло ему в горло, прямо под подбородком, и он упал, голос, который держал его роту, как железо, умолк навсегда.
Но даже без этого голоса 1-я рота никогда не ломалась. Она просто умерла рядом с телом своего майора.
— Отступаем! — крикнул Стан Уиллис, когда центр оборонительной линии рухнул. — Третья рота, стойте, где стоите! Вторая рота, отступать!
Оставшиеся в живых люди Жоржа Стивинсина услышали голос полковника. Они отступили от бруствера, все еще вызывающе рыча, и их штыки покраснели, когда сторонники Храма пробрались по всему фронту земляного вала достаточно близко, чтобы человек с винтовкой мог попасть мимо острия их копий и потребовать возмездия.
Но сдержать эту волну ревущей ярости было невозможно, и солдаты 2-й роты подчинились полковнику Уиллису. Менее обремененные, чем кто-то, несущий пику, в три раза превышающую его собственный рост, гораздо лучше знакомые с местностью за земляным валом, они сумели разорвать контакт в темноте и хаосе, отступив за тонкую двойную линию истощенной роты молодого Хейнри Клейринса.
— Целься! — теноровый голос Клейринса прорезался сквозь неразбериху и какофонию с невозможной четкостью. — Готовься! Огонь!
Несмотря на дождь, несмотря ни на что, триста винтовок выстрелили как одна. Шокирующий столб пламени ударил, как старомодный мушкетный залп, с расстояния менее двадцати ярдов, и сторонники Храма полегли, как трава перед чарисийским жнецом. Третья рота пробила брешь в наступлении армии Бога — момент настоящей бойни, которую даже дивизия «Лэнгхорн» не смогла заставить себя преодолеть.
Это продолжалось недолго, но этого хватило, чтобы оставшиеся в живых бойцы 37-го разорвали контакт и отступили на укрепленные позиции двух последних рот в лесном поясе, который они так долго защищали. Они отступили за этот короткий промежуток времени, прежде чем тридцать две сотни выживших приверженцев Храма оправились от шока и бросились в погоню за ними.
Из тысячи сиддармаркцев, которые удерживали эту грязную стену земли, выжили менее трехсот, чтобы отступить.
.II