Затем он понял, что обстрел начал стихать. Было бы неплохо, если бы он поверил, что это означает, что у них заканчиваются боеприпасы, но…
Нет, это не так, — холодно подумал он, глядя через парапет, как пехота в странной, пестрой форме, наконец, выступила вперед.
Его глаза сузились, когда он наблюдал за ними. Эти униформы… На первый взгляд они выглядели нелепо, но, присмотревшись к ним, он понял, что пестрый зелено-коричневый узор будет гармонировать с большинством ландшафтов гораздо лучше, чем пурпурные туники и темно-красные брюки солдат Храма.
Но это осознание было незначительным и далеким, потому что чарисийцы наступали так, как ни одна пехота, о которой он когда-либо слышал. Они шли вперед не строем и не колонной, а… роем. Сначала казалось, что в этом вообще не было никакого порядка, но потом он понял, что так оно и было. Это был просто… неправильный порядок. Группы, возможно, из дюжины человек работали вместе, осторожно продвигаясь вперед в свободном, открытом строю без какой-либо очевидной координации с какой-либо другой группой. В этих группах были сотни людей — возможно, даже тысячи, — и он не мог себе представить, как кто-то мог контролировать их, когда они были разбросаны так широко.
Он увидел, что позади них была колонна. Она только начала выходить из окопов сиддармаркцев, но голова ее была уже далеко впереди. Он понял, что не для того, чтобы придать солидное, тесно организованное усилие в бою, а просто для упрощения передвижения, когда она держалась достаточно близко, чтобы поддержать пехоту, уже продвигающуюся к его собственным позициям, если это станет необходимым.
С одного из редутов дивизии «Святомученики» донесся ружейный огонь, и он увидел, как чарисийцы остановились и упали. Сначала он подумал, что в них попали, но потом понял, что это был заранее спланированный маневр. Они легли ничком, превратившись в практически невозможные мишени… А потом начали отстреливаться!
Невозможно! — он задумался. — Никто не может зарядить мушкет или винтовку, лежа на животе!
Но чарисийцы могли — и в придачу гораздо быстрее, чем армия Бога. Он почувствовал ледяной холод, когда подумал о последствиях того, что человек, который мог лечь ничком — или укрыться за камнем или деревом, — стрелял в другого человека, которому приходилось стоять на открытом месте, чтобы перезарядить оружие между выстрелами.
Вот почему они так разбросаны. Они не собираются вставать и перестреливаться с нами; они собираются прятаться за каждым клочком укрытия, которое смогут найти, пока они уничтожают наши линии пехоты!
Он заставил себя сохранять спокойствие. Не было такого оружия, действие которого нельзя было бы смягчить, независимо от того, можно ли его воспроизвести или нет. И до сих пор, по крайней мере, ничего другого, что придумали еретики, невозможно было воспроизвести, — напомнил он себе.
Мы должны захватить некоторые из этих винтовок, выяснить, как они работают.
Как раз в тот момент, когда он подумал об этом, в редуте «Святомучеников» прогремела новая серия взрывов. Они были меньше, и он не мог видеть, откуда они исходили. И они тоже не взрывались при соприкосновении — они взрывались в воздухе, осыпая внутренности редута шрапнельными шариками.
Огонь обороняющихся с бруствера прекратился, и чарисийская пехота, залегшая на землю, снова поднялась. Они снова пошли вперед короткими, резкими рывками, в то время как эти взрывы заставляли защитников опускать головы, и его челюсти сжались от свежего свидетельства того, насколько изощренной была тактика чарисийцев.
Что ж, — мрачно подумал он, наблюдая, как еретики текут к редуту так же безжалостно, как море, — они могут быть более «искушенными», чем мы сейчас, но я не слишком горд, чтобы учиться на собственном примере.
— Сэр… милорд… вы должны немедленно отступить!
Он оглянулся через плечо. Форма полковника Мейрея была забрызгана грязью, а на его правой щеке виднелась кровь. Он потерял шлем, и его черные волосы были покрыты еще большим количеством грязи.
— Я выведу отсюда остальную часть подразделения, сэр. Нам нужно, чтобы вы вернулись и помогли нам реорганизоваться, пока эти ублюдки не подошли прямо к нам сзади!
— Вероятно, это правда, Спинцир. — Его собственный голос показался ему до нелепости спокойным. — К сожалению, если я собираюсь реорганизоваться, я должен иметь некоторое представление о том, против чего я реорганизуюсь, не так ли?
Мейрей уставился на него, явно желая возразить, и Нибар схватил его за плечо.
— Идите вперед и организуйте вывод войск. Выделите один взвод, чтобы присматривать за мной, если хотите. Обещаю, что уйду до того, как сюда доберутся еретики. Но я должен увидеть, Спинцир. Я должен наблюдать так долго, как только смогу, пытаясь понять, с чем мы столкнулись.