Однако это не помешало им перезарядиться. Они зарядили картечь, исходя из теории, что все, по чему им придется стрелять в темноте, будет под рукой, и поэтому перезаряжали также картечью. Бладиснберг оставил их в покое, осторожно высунувшись из носового орудийного люка правого борта, чтобы посмотреть, чего добился их первый бортовой залп.
Вокруг него раздавались крики.
Майор Мейб приподнялся на руках, дико оглядываясь по сторонам, и понял, что мэр Лескир в конце концов не будет отвечать ни на какие вопросы отца Гатфрида. По меньшей мере половина орудийных расчетов Прейито — похоже, включая лейтенанта — тоже была убита, а другие ранены. Шквал картечи, который могли выпустить десять тридцатифунтовых орудий с расстояния восьмидесяти ярдов, был просто неописуем, и что по-настоящему поразило Мейба, так это то, что на позиции батареи еще кто-то был жив.
— Перезарядить! — кричал сержант Уилдинг. — Перезаряди ядро! Шевелитесь, черт бы побрал ваши души!
Майор восхищался духом сержанта, но это не могло привести ни к чему хорошему.
Он понял, что за головным кораблем были баржи, но даже они выглядели не так, как все, что он когда-либо видел раньше. Возможно, они начинали свою жизнь как стандартные канальные суда, но их оснастили какими-то тяжелыми деревянными верхними конструкциями и чем-то похожим на мешки с песком. Он мог только разглядеть шеренгу мушкетеров-ополченцев, лихорадочно перезаряжающих свои фитильные ружья, а затем баржа прямо за головным кораблем внезапно наполнилась стрелками по всему борту с деревянной броней.
Большинство мушкетеров, вероятно, так и не поняли, что происходит. Они все еще перезаряжали оружие, когда ураган винтовочного огня пронесся по ним, как гнев Божий.
— Вот и ваш подъемный мост, мастер Миклейн, — заметил Халком Барнс, когда орудия Бладиснберга изрыгнули в ночь еще один ужасный залп.
Капитан больше не беспокоился об этих полевых орудиях. Во-первых, потому что их выстрел отскочил от брони «Делтака», как будто они были множеством бейсбольных мячей. Во-вторых, потому что очень немногие — если таковые вообще были — из этих артиллеристов могли остаться в живых после второго залпа броненосца.
Что его беспокоило гораздо больше, так это подъемный мост прямо перед «Делтаком». Это было тяжелое сооружение, предназначенное для грузовых перевозок, и, как обычно, его опустили на ночь, когда баржи пришвартовывались, а каналы закрывались, пока снова не становилось светло для движения. Это тоже было прямо на уровне воды, и он покачал головой.
— Думаю, что примерно три верхних фута каземата ударят в него, — заметил он гораздо спокойнее, чем чувствовал. Сплошная броневая труба боевой рубки тянулась вниз через крышу каземата до уровня верхней палубы. Каземат, вероятно, переживет столкновение с подъемным мостом, но он очень сомневался, что выдержат его навигационные крылья. И даже если бы это произошло…
— Передайте команду приготовиться к столкновению, — сказал он.
Эдминд Мейб был все еще жив. Он был одним из трех военнослужащих 20-го артиллерийского полка в Оларне, которые могли сделать это заявление, хотя ему потребовалось бы некоторое время, чтобы снова научиться ходить без левой ноги.
Он сидел, прислонившись спиной к разбитому колесу двенадцатифунтовой пушки, пока кто-то — гражданское лицо, которого он не узнал, — заканчивал затягивать жгут на его раздробленной ноге. Он удивлялся, почему это не причиняет больше боли, и уголок его мозга подсказывал, что это, должно быть, шок. Что боль придет достаточно скоро. На данный момент, однако, его внимание было приковано к огромному кораблю, проходящему через центр Оларна, извергая огонь с обеих сторон, в то время как еще больше ружейных выстрелов прорезало ночь с баржи позади него.
Вслед за первым шел еще один, и другой уголок его сознания задавался вопросом, сколько еще их может быть там? Но даже это было далеким, чисто академическим соображением, поскольку первый корабль протаранил подъемный мост Оларна.
Он даже не замедлился.
Мост разорвался с визгом раскалывающегося дерева. Он сложился, как складной нож, обрушившись на короткую носовую палубу ужасного корабля, а затем корабль издал свой триумфальный рев в высоком, ужасном звуковом вопле, который продолжался, продолжался и продолжался.
Мейб заткнул уши, его разум превратился в водоворот смятения, ужаса и начинающейся боли, и он задался вопросом, какой демон вырвался из ямы Шан-вей, чтобы напустить такой ужас на людей.