— Мы не сможем смотреть, — согласился Хаусмин, — но я готов поспорить, что мы сможем услышать его, когда он узнает. — Железный мастер поднял свой бокал в приветствии интенданту. — Может быть, не напрямую, но я уже слышу, как по линии к нам потрескивают проклятия. Издают приятный шипящий звук, не так ли?
VI
Уэслей Паркейр сердито уставился в окно на серое небо. Он смотрел с мрачным неодобрением, если не сказать с отвращением, на пригоршню мокрых снежинок, стекающих по окну к такой же серой стали залива Рамсгейт сквозь холодную, влажную тишину совершенно унылого утра.
Не то чтобы это принесло какую-то пользу.
Размышления не улучшили его мрачного настроения, хотя погода едва ли была единственной причиной этого. Он знал это, но погода была старой, знакомой неприятностью — можно сказать, почти старым другом. Это было менее… тревожно, чем другие, более свежие источники беспокойства, и он был горцем, привыкшим к скалистым возвышенностям горной территории своего клана. Вот почему он ненавидел зимний климат здесь, в Марисале. Он не знал и не заботился о теплом течении, которое смягчало климат вдоль южного побережья Рэйвенсленда и северо-западного побережья королевства Чисхолм. Что его действительно волновало, так это то, что зима здесь была намного более влажной, без надлежащего льда и снега, чтобы заморозить влагу в воздухе. Ему никогда не нравилась эта зима здесь, в Марисале, где мокрый моросящий холод пробирал до костей, и по мере того, как он становился старше, его кости и суставы все меньше любили это.
К сожалению, последние двенадцать лет или около того у него не было другого выбора, кроме как зимовать здесь. Это было связано с должностью спикера палаты лордов, всего лишь еще одним из многочисленных негативных моментов, связанных с этим, и, когда его мучил ревматизм, он снова подумал о многих преимуществах отставки. К сожалению, лорды кланов тоже должны были быть здесь, так как зима была тем временем, когда они могли сесть и действительно принимать решения, а не заниматься повседневным выживанием в холодных, красивых владениях своих кланов. Дело было не в том, что жизнь в зимнем нагорье становилась легче, просто никто ничего не мог с этим поделать до весны, что делало зиму логичным временем для решения других проблем… таких как дела совета лордов кланов. Так что все, что на самом деле означало бы уйти в отставку, — это посадить себя на одну из нарочито спартанских скамеек без подушек, без спинки, на которых сидели другие лорды кланов, доказывая тем самым свою выносливость и природную строгость.
С таким же успехом я мог бы держать свою задницу в этом милом мягком кресле так долго, как смогу, — ворчливо подумал он, а затем почти неохотно улыбнулся. — Очевидно, что у меня есть возвышенные, бескорыстные качества, необходимые для этой работы, не так ли?
— Похоже, на этот раз это действительно может сработать, дорогой, — сказала миниатюрная женщина напротив, держа чашку чая в руках. Жейн Паркейр, леди Шейрнкросс, была на восемь лет моложе своего мужа, и хотя у него темные волосы поседели и заметно поредели, ее каштановые волосы были лишь слегка тронуты серебром. Двадцать пять северных лет и столько же зим оставили гусиные лапки в уголках ее глаз, — подумал он, — но красота девятнадцатилетней девушки, на которой он женился много лет назад, все еще была видна любому мужчине, имеющему глаза, и те же годы добавили глубины и спокойной, несгибаемой силы личности, стоящей за этим.
— Умпф! — фыркнул он теперь. — Если это произойдет, весь город закроется и будет жаться к огню, пока снег не растает. — Он снова фыркнул с величайшим презрением к таким изнеженным жителям низин. — Люди не знали бы, что делать с настоящим снегопадом, и ты это знаешь, Жейн!
— Да, дорогой. Конечно, дорогой. Как скажешь, дорогой, — леди Жейн мило улыбнулась и отхлебнула чаю. Он сердито посмотрел на нее в ответ, но его губы дрогнули, несмотря на его кислое настроение. Затем его жена опустила чашку, и выражение ее лица стало гораздо более серьезным.
— Итак, совет принял решение? — ее тон превратил вопрос в утверждение, а глаза внимательно наблюдали за ним.
— Что заставляет тебя так думать? — спросил он, потянувшись за вилкой и старательно сосредоточившись на омлете перед ним.