Он дотронулся до своей тарелки с недоеденным омлетом, и выражение его лица было холодным, а глаза такими жесткими, какими Эдим не мог припомнить, чтобы когда-либо их видел.
— Не может быть, чтобы Божья воля для Его слуг намеренно морила голодом женщин и детей посреди зимы. Не детей. — Он поднял глаза, чтобы встретиться взглядом со своей женой, и теперь в этих жестких глазах была тревога. — Не грудных младенцев, не малых детей, у которых никогда не было возможности выбирать. Это все, что я знаю, даже если я больше ничего не знаю во всем мире. — Его голос был глубоким, с болью лорда клана, который слишком много зим видел недоедание на своих землях. — И инструкции по уничтожению этой пищи исходили от самого Зиона. В республике достаточно наших людей, чтобы я знал, что Истшер и чарисийцы не сказали об этом ничего, кроме правды, и что бы еще ни было правдой, Мать-Церковь никогда бы не отдала такой приказ. Это исходило от великого инквизитора, и поэтому, в конце концов, мы должны выбрать — решить, говорит ли Жаспар Клинтан от имени Бога так же, как и от имени Своей Церкви.
— Не знаю, что случится с Церковью в полноте времени, и, несмотря ни на что, я никогда не смогу обнажить свой собственный меч против нее. Но если кто-то не помешает этому продолжаться, если кто-то не остановит это, этот раскол может стать только постоянным. Мать-Церковь будет разрушена навсегда, без всякой надежды на исцеление, потому что у реформистов не будет другого выбора, кроме как порвать с Зионом и великим викарием полностью и навсегда. И что бы ни думал великий инквизитор, он никогда не сможет подавить ненависть, которую он раздувает.
Он печально покачал головой.
— Может быть, я и не такой богослов, как он, но я провел пятьдесят лет, наблюдая за людьми. Мы, члены клана, более упрямы, чем большинство, и мы гордимся этим, но мы не так уж сильно отличаемся от других, когда дело доходит до этого, и даже викарий Жаспар не может убить всех, кто с ним не согласен. Однако он, похоже, полон решимости попытаться, и если он будет упорствовать, если его никто не остановит, раны, которые уже нанесла Мать-Церковь, могут стать только вечными. Только Шан-вей может извлечь из этого выгоду, и я боюсь, боюсь до глубины души и сердца, что единственная сила в Сейфхолде, которая может остановить его сейчас, находится в Теллесберге… и что остановить его может только меч, который я сам никогда не смогу обнажить против него. Это… наполняет меня стыдом слишком многими способами, но все мое горе и весь мой стыд не могут превратить правду во что-то другое.
Эдим Паркейр посмотрел на своего отца, слыша боль и признавая честность, и он потянулся через стол, чтобы коснуться предплечья лорда Шейрнкросса.
— Думаю, ты прав, отец, — тихо сказал он. — Я бы хотел, чтобы это было не так, но думаю, что это так.
— Конечно, же. — Его отец мягко похлопал его по руке, пытаясь придать своему тону легкость. Это ему не удалось, но он все равно выдавил из себя улыбку. — Конечно, это так. Я мудрый и опытный знаток людей, не так ли?
— Во всяком случае, ты всегда мне это говорил, — ответил Эдим в том же духе, и лорд Шейрнкросс усмехнулся.
— Ты должен всегда доверять своему отцу, — заверил он своего сына, затем расправил плечи и снова потянулся за своей чашкой чая.
— На более прагматичной ноте, — продолжил он, — говорить герцогу Истшеру, что он не может пройти через Рэйвенсленд, было бы… опрометчиво, как я думаю. Члены наших кланов почти так же упрямы и кровожадны, как им нравится думать, но нас не так уж много. Недостаточно, чтобы остановить чисхолмскую армию, не говоря уже о чарисийской, со всем этим новомодным оружием, от маршировки практически везде, где она пожелает. И чарисийскому флоту на самом деле не нужно наше разрешение, чтобы заходить в такие места, как залив Тералт, и доставлять припасы для этой армии. Этот идиот Суэйл обнаружил это несколько лет назад, если я правильно помню.
Его улыбка была едкой, но на этот раз в ней было немного настоящего юмора, — отметил Эдим.
— Мы могли бы сделать их марш неприятным, и могли бы замедлить их, и могли бы обескровить их, но в процессе мы понесли бы гораздо большие потери. И, — выражение его лица снова посуровело, — мы превратили бы Рэйвенсленд в то, что происходит в таких местах, как Гласьер-Харт и провинция Шайло. Я не удивлен, что совет отказался это сделать, когда мы все равно не смогли бы их остановить. И каковы бы ни были мои собственные сомнения по поводу этой Церкви Чариса, я тоже не буду в этом участвовать.
— Итак, — он глубоко вздохнул, — если мы не можем отказать им в прохождении, мы могли бы также предложить лучшие условия, какие только можем, и найти способ извлечь из этого выгоду.