— Не уверен, ваше высочество. Есть несколько деталей, которые все еще нуждаются в согласовании. Например, планы путешествия леди Хант.
— Леди Хант? Леди Мейра поедет с нами? — Айрис услышала счастье и облегчение в своем собственном голосе, и Стейнейр улыбнулся.
— Да, или, во всяком случае, таков план прямо сейчас. Император Кэйлеб призвал графа Ханта на действительную службу — я полагаю, вы знали, что он был морским пехотинцем до того, как стал графом? — Он выдержал паузу, пока она не кивнула, затем пожал плечами. — Что ж, похоже, их величества решили, что его услуги могут быть очень полезны в Сиддармарке, и, честно говоря, империи понадобится каждый опытный морской пехотинец, которого она сможет заполучить для летней кампании. Так что, поскольку его все равно не будет в Старом королевстве, леди Хант везет своих пасынков познакомиться со своими родителями и двоюродным братом, бароном Грин-Маунтин. — Выражение его лица стало печальным. — Боюсь, у нее может не быть другой возможности встретиться с бароном.
Айрис понимающе кивнула. Марак Сандирс, первый советник императрицы Шарлиан в Чисхолме, был жестоко ранен во время одного из террористических нападений, прокатившихся по империи. Он был слишком тяжело ранен, чтобы оставаться первым советником, и его заменил Брейсин Бирнс, граф Уайт-Крэг, который был лордом-судьей Шарлиан. Уайт-Крэга, в свою очередь, сменил на посту лорда-судьи Силвист Мардир, барон Стоунхарт, и хотя она и Филип Азгуд тихо посмеивались над тем, что главный судья королевства был известен как «лорд-судья Стоунхарт», на самом деле он был отличным выбором, умным и гуманным человеком с сильным характером, юридическим образованием и более чем двадцатилетним опытом работы на скамье королевского суда.
— Я и не подозревала, что барон Грин-Маунтин был ранен так серьезно, — сказала она сейчас.
— Ну, отчеты на таком расстоянии, как правило, искажаются или преувеличиваются. Вполне возможно, что мы слишком пессимистичны. Но не стану отрицать, что здоровье барона — одна из причин, по которой императрица полна решимости отправиться в Чисхолм как можно скорее. — Стейнейр снова улыбнулся, с какой-то кривой грустью. — Сомневаюсь, что она уехала бы, несмотря на это, если бы Кэйлеба тоже не отозвали из Теллесберга. Количество времени, которое им приходится проводить отдельно друг от друга, чтобы заставить империю работать, тяжело — очень тяжело — для них обоих. Не часто государственный брак превращается в брак по любви, который засоряет так много детских сказок, но в данном случае это действительно так.
Айрис снова кивнула. Она достаточно насмотрелась на императора и императрицу, чтобы знать, что только что сказанное Стейнейром было не более чем простой правдой. И все в Чарисе, казалось, знали это так же хорошо, как и архиепископ. На самом деле Айрис пришла к выводу, что глубокая и очевидная любовь между ними — и тот факт, что они так охотно демонстрировали эту любовь, — была огромной частью магии, которая привязывала их подданных к ним, как железо. И тот факт, что Шарлиан добровольно приехала из далекого Чисхолма, чтобы встать рядом со своим юным королем в зубах инквизиции и самого ада, породил яростную, пламенную преданность ей в сердцах жителей Старого Чариса всех мастей, духовенства, простолюдинов и пэров.
Они действительно из тех персонажей, которых можно встретить только в легендах, не так ли? Больше, чем жизнь, красивые, бесстрашные, решительные, любимые своими подданными… Неудивительно, что так много их людей готовы идти прямо в огонь по пятам, столкнуться даже с инквизицией и Наказанием Шулера против себя! Подданные отца тоже любили его, но по-другому. Они уважали его, они доверяли ему — по крайней мере, в самой Корисанде, — но они не любили его так, как чарисийцы любят Кэйлеба и Шарлиан. И что бы ни говорила инквизиция, это не колдовство, это не какое-то злонамеренное влияние Шан-вей или любого другого падшего. Это просто то, кто они есть — то, что они есть. И я желаю… Я бы хотела, чтобы часть той же магии коснулась и меня.
Ее глаза расширились, когда она поняла, о чем только что подумала, и все же это было правдой. Она завидовала им — завидовала их любви и их очевидному мужеству, глубине их веры и силе их объединенной воли. Любовь своих подданных, преданность своих последователей… и уверенность в своей цели. Их непоколебимая, несгибаемая приверженность всему, во что они верили и чем дорожили. Они еще могут оказаться неправы, еще могут обнаружить, что они действительно служили Шан-вей, а не Лэнгхорну, как бы они ни думали сами. Но ошибались они или нет, они служили своим убеждениям с яркой, пылкой энергией, которой Айрис Дейкин могла только позавидовать в мире, в котором столько уверенности исчезло в смятении, ненависти и кровопролитии.