И вот вскакиваю я это себе, подбегаю к телефону, хватаю трубку и бурно в нее дышу. Потому что адреналин. А в трубке мне так интимно:
— Милая, я так тебя люблю!..
Я от неожиданности громко сглатываю. Не знаю, за что именно собеседник принял эти звуки, но продолжил:
— Я так тебя хочу!
Вообще я мало чего знаю в жизни, а уж тем более не знаю, какие-такие половосозревательные процессы или шлея под мантией заставили меня выдохнуть в трубку: «Приезжай!!!» — и бросить ее на рычаг.
После чего я бодрой серной доскакала до кровати и через тридцать секунд уже спала сном праведницы. А утром вспомнила и, сами понимаете, что… Да. Человек номером ошибся.
Думаю, в кого это я такая сволочь? А вот в кого — в маманю, недаром генетика, продажная девка империализма, намекала, что яблочко от вишенки недалеко падает.
Мама лежала дома на диване, на работу не ходила. А все потому, что когда нога в лангетке, трудно носить туфли на двенадцатисантиметровом каблуке. Приходилось лежать. А скучно. Раньше, когда компьютеры были большими, днем по телевизору ничего интересного не показывали. А книжки читать все время — глаза устают. Так она по телефону разговаривала.
И вот поднимает мамуля трубку, чтобы позвонить очередной подружке, а в трубке уже — голос.
Голос говорит:
— Привет, это я.
Мама ему:
— Ну, привет, коли не шутишь.
Голос:
— Слушай, тут баранину привезли, сколько брать?
Людмила Ивановна:
— А чего мелочиться? Бери целого.
Голос:
— Хорошо. До вечера. Целую.
И собеседник вешает трубку.
Мы друг на друга посмотрели-посмотрели, но вот что ему сказала вечером жена, так и не придумали. Нет, все-таки бабы — вселенское зло.
…Потом Валера за невестой в Киев поехал, так и не подросши. А маменька с Региной (помните наших литовских друзей?) коварно прокрались к нему в комнату, посуду помыли, подмели и безжалостным образом спалили его спальную бязевую штуку. И кровать ровно поставили.
Так что невеста была напугана только холодом и некоторой неустроенностью. Главных ужасов ей увидеть не удалось.
Людмила Ивановна была в те времена совсем юной девушкой. Но обязательной. В смысле, внимательной. На работу планшетисткой она тогда еще не устроилась, поэтому времени у нее было навалом. И вот однажды, элегически глядя в бескрайнюю даль тундры, маменька поняла, что вскорости праздник — 23 февраля. И решила поздравить оставшихся в Ленинграде коллег с этим, я бы даже сказала, профессиональным праздником.
Села за стол, достала открытку, конверт, ручку. Каллиграфически, с завитушками, нарисовала поздравление коллегам и запечатала в конверт. Ну, чтобы порадовались — она, мол, их помнит, не забыла, с праздником вот поздравляет.
И адрес написала — и номер части, и улицу, и дом. Чтобы уж точно дошло. И товарищи обрадовались.
А когда она, вернувшись с Северов, пришла в часть, самые устойчивые ей рассказали, что спасло ее только то, что дальше того места, где она была, ее было уже не заслать.
Глава восьмая
На Рижском взморье
После северного житья-бытья родители пришли-таки в ум и отправили меня в Питер. На попечение бабушек. И фотографию родного отца в форме со строгим взглядом отправили вместе со мной. Фотография была торжественно водружена на стол, откуда она смотрела на меня испытующе. Периодически она падала от возникающих сквозняков, тогда воспитательное воздействие теряло свою силу.
Правда, ребенком я была почти примерным. Ну, лизала заиндевевший забор на морозе — было. Иногда капризничала — но очень редко. И то потому, что бабушки родителей не заменят. Скучала я по ним очень сильно и страстно хотела их скорейшего возвращения.
Обдумав тот факт, что ребенок жил не пойми как за полярным кругом, бабушки решили отправить меня на Рижское взморье, тем более там, в Риге, нашлись какие-то дальние родственники, готовые дать приют несчастному младенцу и сопровождающим лицам. Причем в июле месяце, когда на взморье запросто можно купаться.
И мы поехали. Я, моя бабушка с папиной стороны — Анна Александровна (царство ей небесное) и… сейчас попытаюсь определить степень родства третьего члена концессии (тоже, конечно, царство небесное).
Это был муж сестры моего деда по маме. Поняли? У отца Людмилы Ивановны, Ивана Васильевича, была сестра — Клавдия Васильевна. А у нее был муж. И звали его очень оригинально — Флор Агафонович. Вот он с нами и поехал, потому что рижские родственники, у которых можно было остановиться, как на грех, оказались именно его родственниками.