Наступила пора первого экзамена. Для курсантов где-то в степу построили летний лагерь. Когда нашего бедолагу спросили, какой же иностранный язык он будет сдавать, тот, немного помявшись, сказал:
— Японский!
А фигли, почему бы и нет, на тот момент его познания в японском были такими же нулевыми, как и в любом другом. Дня три ему ловили в том степу преподавателя японского. И нашли какого-то сощурившегося дедульку.
Вот и экзамен. Несчастный кандидат в курсанты в красках расписал преподавателю, какой он классный специалист, и на хрена иностранный язык в воздухе, тем более поговорить там, кроме диспетчера, все равно не с кем. Дедушка-японист сжалился и поставил ему тройку. А потом кандидат сдал остальные экзамены.
Каково же было удивление его начальства, когда в полк пришли результаты проделанной работы. У нашего героя были все двойки и только гордый трояк по японскому языку.
А летчик-то напрасно дедушку убеждал, что ему иностранный язык ни за что и никогда не понадобится. Вот, например, язык великого Дюма, про которого уж точно знают все, что он француз. Казалось бы, зачем? Расскажу, не утаю.
Глава семнадцатая
«А что ей до меня, она была в Париже…»
Было время, когда и компьютеры были большими. А мобильных телефонов вообще еще не было. Поэтому согражданам приходилось звонить со стационарных, а иногда и того хуже — из автоматов.
Я уже не говорю о таких мелочах, как вызов скорой помощи — вот человеку на твоих глазах стало плохо, а ты, вместо того чтобы уже вызвать какую-никакую карету, начинаешь нарезать вокруг него круги в поисках работающего автомата.
И ведь это не голословно — бабушка у меня была, царство небесное, инвалид-астматик с тяжелейшими ночными приступами. Так это одни из самых первых воспоминаний детства — сначала папа выбегает на улицу в тапочках, а потом свисает праздничной гроздью из открытого окна — ждет скорую.
Да и если все здоровы — тоже дело такое. Вот намылился ты в гости. Это сейчас народ может затаить злобу и обиду, если не сообщишь заранее, а тогда все было проще — понятно ведь, человек оказался в твоем районе, у всех автоматов на его пути были оборваны трубки, что ему, бедолаге, делать, если он писать очень хочет?
А я вовсе даже и не об этом хотела рассказать. А как раз о боевом офицере. Имен называть не буду — мало ли, империализм-то не дремлет, а мы воспитаны в строгости. Еще на тяжелых черных эбонитовых аппаратах в институте, где я работала, были наклейки: «Враг подслушивает!» Поэтому будет наш герой, например, Иванов. И, например, Сергей.
Так вот, выдался одному капитану второго ранга волшебный шанс — поехать в командировку во Францию. В город-побратим Марсель. Прелестное, надо заметить, местечко. Порт, опять же.
Он долго собирался, готовился, но угнетало одно — иностранного галльского языка наш капдва не знал. И английского тоже не знал, хотя французы, проклятые националисты, в те годы тоже делали вид, что такого тарабарского наречия не существует вообще. А наш клиент из иностранных знал только русский матерный без словаря. Устный. А зачем технарю еще что-то другое?
Страшно, конечно. Но добрые товарищи его утешали (хотя какое тут утешение): прямого рейса в Марсель как не было, так нет и сейчас, а пересадка в Париже в аэропорту Шарль де Голль — аттракцион для сильных духом, особенно если ты нем, как глубоководный карп.
Зато, сказало начальство, в Марселе нашего бедолагу будет встречать представитель советского по тем временам консульства. Заберет его вместе с чемоданом и там уже будет всячески обихаживать, переводить на французский его ненормативную лексику.
Короче, простился с родными и близкими и полетел. Самое дорогое — бумажку с телефоном консульства, который дали на случай, «если кто-то кое-где у нас порой», спрятал глубоко-глубоко у самого сердца. И там же спрятал монетки и мелкие купюры, которые ему дали в дорогу.
Пересадка в Шарль де Голль прошла как по маслу. От ужаса наш герой так нарезался за те два недолгих часа, которые самолет летит до Парижа, что честно дошел до состояния багажа. Который багаж дисциплинированные французские грузчики и положили в самолет до Марселя.
Народ у нас стойкий и несгибаемый. Зная, что его будут встречать в аэропорту официальные лица, тоже при погонах, орел наш дон Рэба почти пришел в соответствие своему званию. Надел лицо, получил багаж, залихватски завязал белый форменный шарфик и давай высматривать табличку со своей фамилией.