«Что за бред? — подумал Корнилов. — Какой магнитофон, какая слежка? Этот Гусельников явный псих!» Он повертел письмо в руках, не зная, что с ним делать, а потом написал на нём: «В архив».
Но Гусельников продолжал писать. Начальнику управления, в горком партии, в Министерство внутренних дел. И все письма стекались к Корнилову. Он попросил сотрудников райотдела навести справки о К. Гусельникове. Оказалось, что он действительно болен. Несколько лет страдает психическим расстройством. Мания преследования. А двадцать лет тому назад был приговорён к десяти годам заключения за крупные взятки — он работал в отделе учёта и распределения жилплощади. Отсидел он семь лет и все последние годы проработал сторожем на стадионе…
И вот теперь просится на приём… Что ему сказать? Как объяснить ему, что никакие магнитофоны уголовный розыск никому не подключает? Как разговаривать с больным? Не принимать? Но он опять будет писать во все концы.
— Ну так что ему сказать? — спросила Варя.
— Пусть приходит! — решился Корнилов. — Позвони, чтобы пропустили ко мне.
Варя удивлённо посмотрела на своего начальника и хотела уже закрыть дверь, но Корнилов остановил её:
— Нет, Варя, он больной человек, ещё заблудится в наших коридорах. Сходи-ка за ним сама…
— И-и-и-горь Васильевич, — недоумённо протянула Варя.
— Иди-иди!
Через десять минут Гусельников сидел в кресле перед Корниловым и быстро-быстро моргал длинными белесыми ресницами. Он был высок, тощ, как дистрофик, и вся кожа у него — на лице и на руках — пестрела от крупных рыжих веснушек. Корнилов ожидал увидеть дёргающегося психа с шалыми глазами, готового забиться в падучей, но Гусельников смотрел на него осмысленно и спокойно, и походил он скорее на старого доктора, чем на больного.
— Я вас слушаю, — сказал Корнилов.
Гусельников поёрзал в кресле, наморщил и без того морщинистый лоб и, весь подавшись к Корнилову, сказал тихо, просительно:
— Уберите магнитофон, товарищ начальник, перед вами как на духу — расквитался я сполна за грехи. Честно живу на свою кровную пенсию… — Он хотел что-то ещё сказать, но в это время дверь отворилась и снова вошёл Семён Бугаев.
— Разрешите, Игорь Васильевич? — он подошёл к столу.
— Что-нибудь срочное у тебя? — спросил Корнилов.
Бугаев пожал плечами:
— Мне Варя сказала зайти к вам.
Корнилов усмехнулся. «Варюха, видать, решила, что с сумасшедшими надо разговаривать вдвоём». Сказал Бугаеву:
— Садись, поговорим вместе. — И, обернувшись к Гусельникову, отрекомендовал: — Это наш работник — старший уполномоченный Бугаев. Я думаю, он нам поможет…
Бугаев удивлённо поднял брови.
— Товарищ Гусельников пришёл к нам с жалобой на действия уголовного розыска. Обижается, что мы до сих пор следим за ним… Вмонтировали в настольную лампу магнитофон. — Подполковник в упор смотрел на Бугаева. Лицо у Корнилова было серьёзное, и только глаза смеялись. — Товарищ Гусельников много лет назад совершил преступление, но стал честным человеком, сейчас на пенсии…
— Истинно так, — кивнул головой Гусельников, — доживаю свой век честно и праведно. Любим сослуживцами. Бывшими сослуживцами.
— Н-н-да, — произнёс нерешительно Бугаев и стал медленно потирать подбородок. — Н-н-да, — повторил он, глядя то на Корнилова, то на Гусельникова.
— Поймите, — Гусельников придвинулся вместе с креслом к сидящему напротив Бугаеву, — поймите, молодой человек. — Он положил свои длинные веснушчатые ладони на колени старшему инспектору угрозыска. — Расходовать магнитофонную ленту на мои старческие разговоры с такими же никчемными стариками, как я, — непозволительная роскошь для уголовки…
Игорь Васильевич улыбнулся, видя растерянность Бугаева. А про Гусельникова подумал: «Интеллигент, интеллигент, а прошлое ещё напоминает о себе — вот как он про нас: „уголовка“».
— Я пришёл к выводу, товарищ Бугаев, — сказал Корнилов, — что наблюдение за Корнеем Корнеевичем Гусельниковым надо полностью прекратить. Полностью и навсегда, — повторил он с нажимом.
Бугаев сидел с каменным лицом.
— Семён, ты пойдёшь сейчас с товарищем Гусельниковым и заберёшь передающее устройство. У тебя есть ко мне вопросы?