Они прошли в большую комнату, обставленную очень скромно, и Бугаев сразу же увидел эту злополучную настольную лампу, с большим зелёным абажуром, какие нет-нет да ещё встречаются в некоторых богом забытых учреждениях. Сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, Бугаев подошёл к ней. Гусельников перестал болтать и молча следил за Семеном.
— У вас есть запасная лампочка и патрон?
Старик кивнул.
— Принесите. И какую-нибудь коробочку. Я их увезу…
Гусельников принёс лампочку и маленькую картонную коробку из-под шалфея.
— Только давайте договоримся твёрдо, — сказал Бугаев. — Никому ни слова! Секрет! — А сам подумал: «Всё равно болтать будет. Понесёт уголовный розыск моральные издержки. Лучше взял бы да выбросил эту лампу, чем жалобы писать!»
— Мой сосед приходил, крутил лампу. «Ничего нет», — говорит. Да что он понимает, неопытный в этих делах. А художник хороший, — болтал Гусельников.
— Художник? — задумчиво спросил Бугаев. — Он сейчас дома?
— Уехал. Наверное, на этюды за город.
— Когда уехал? — перебил старика Бугаев.
— Да недавно…
— Ну вот что, — Бугаев быстро вывинтил лампочку с патроном, положил в коробку, коробку сунул в карман. — Ну вот что, товарищ Гусельников, аппаратуру я снял, заберу с собой. Живите спокойно. А сейчас поговорим… — Он сел на стул, напряжённо глядя на старика.
— Художнику сколько лет?
Гусельников испуганно таращил глаза.
— Да садитесь вы, Корней Корнеич. Это очень важно.
Гусельников сел. Лицо его напряглось. А губы расплылись в какой-то совершенно неестественной улыбке. «Да он ведь действительно псих, — испугался Бугаев. — Как бы не было приступа!»
— Художник молодой, — выдавил наконец Гусельников. — Тельманом зовут.
— Молодой? — переспросил Бугаев.
— Да не то чтоб уж очень, — замялся старик. — Года сорок два — сорок три…
— Когда вы его в последний раз видели?
Гусельников пошептал немного, загнул три пальца и улыбнулся:
— Дня три назад.
«Совпадает, — подумал Бугаев. — Уж не тот ли самый?» — И сказал:
— А время, время! В какое время он уехал?
— Да как вам сказать, — задумался старик. — Я ещё не пообедал. Я в столовке обедаю. Тут рядом, через три дома. Погано кормят, но дешёво. — Он снова задумался. — Ну вот, туда я и собирался. Вышел из дому. А впереди Тельман с лыжами. В спортивной куртке.
«Ну и ну, — волнуясь, слушал Бугаев. — Не было бы счастья…» — И тут же остановил себя.
— Ну и что?
— Что значит «ну и что»? — рассердился старик. — Это ведь вы меня расспрашиваете. Значит, вам интересно. Всё ещё психом меня считаете?
Бугаев вздрогнул. Его охватило неприятное чувство оттого, что Гусельников опять будто читал его мысли.
— Ради бога, простите. Но то, что вы рассказали, так меня ошеломило… Этот ваш художник очень похож на одного человека… Он заблудился в лесу и замёрз.
То, что старик разозлился на его дурацкое «ну и что», навело Бугаева на мысль, что Гусельников не такой уж сумасшедший. «Ну бывает же у человека бзик!»
— Неужели вы думаете?.. — испуганно спросил Гусельников. — А тут его кто-то искал целый день. Какой-то дикий дед.
— Да нет, всё ещё неясно. Это какое-то совпадение, — сказал Бугаев. — Мы проверим. Да, может быть, он уже дома, ваш Тельман. Вы сегодня к нему не заходили?
— И правда! — оживился старик. — Не заходил. Надо заглянуть. — Он вскочил со стула, но тут же в нерешительности остановился и с сомнением поглядел на Бугаева.
«Боится меня одного оставить», — подумал Бугаев и тоже встал.
— Как фамилия вашего знакомого?
— Тельмана? Алексеев Тельман Николаевич, — сказал Гусельников и вдруг громко рассмеялся: — Как хорошо! Впервые я могу у себя дома говорить свободно. Эх вы! Столько лет следили за стариком. Всё думали, что я про денежки проговорюсь? Как бы не так! Нету денежек. Тю-тю! — И он снова рассмеялся. Ехидным, дребезжащим смехом.
«Ох и жук же ты, Корней!» — мелькнула у Бугаева мысль.
— Зайдёмте к художнику!
— А чай? — круто переходя от ехидства к умильности, сказал старик. — Я хотел напоить вас чайком с малиновым вареньицем. Я хоть и бедный пенсионер, но вареньице всегда имею…
— В следующий раз, Корней Корнеич, — остановил его Бугаев. — Пошли к художнику.
Они долго звонили у дверей — никто не отзывался.
— Наверное, загостился, — сказал Бугаев и распрощался с Гусельниковым. Внизу он заглянул в почтовый ящик четырнадцатой квартиры. Было видно, что уже несколько дней оттуда не вынимали газеты.