Тогда уходят, отодвигаются куда-то на второй план мелкие житейские невзгоды и заботы. Ясность и стройность приобретают мысли. То, что ещё недавно видел словно в тумане, становится четким, выпуклым…
Телефонный звонок вывел Корнилова из задумчивости. Он вздохнул и с неохотой взялся за трубку. Звонил Бугаев. Голос у него был взволнованный:
— Товарищ подполковник, разыскал я документы Алексеева. Ну, знаете, всего ожидал…
Волнение Бугаева передалось Корнилову.
— Да говори, что стряслось? — нетерпеливо сказал он.
— Документик один зачитаю. Слушайте: «Дубликат свидетельства о рождении. Выдан Орлинским сельским Советом. Зотов Тельман Николаевич. Родился шестого мая 1926 года в деревне Зайцово». — Бугаев передохнул: — Ну это мы ещё в домоуправлении выяснили. А вот главное: — «Родители: Зотов Николай Ильич и Алексеева Василиса Леонтьевна».
Корнилов молчал, потрясённый.
— Судя по вашему молчанию, товарищ подполковник, вам всё понятно, — сказал Бугаев. — Мы тут с Сазонкиным обалдели. Вот какие делишки. — Он вздохнул и добавил: — Ну и ещё тут разные бумаги. Ничего особо интересного. Он их в кухонном буфете держал. Мы потому и провозились долго. На кухню пришли в последнюю очередь.
— А в письмах не нашли приглашения от отца приехать? Или телеграммы? — приходя в себя, спросил Корнилов.
— Нет, Игорь Васильевич… Все письма старые. От женщины. От жены, видать. От отца нету.
«Многовато событий для одного дня, — подумал Корнилов. — Отец — сына?»
Он повесил трубку и в замешательстве прошёлся по комнате. Корнилов всего ожидал. Но чтобы связь этих людей оказалась такой близкой, такой трагической… Отец — сына? В это не хотелось верить.
«Чтобы на убийство решиться, ох какое зло на сердце надо держать! — думал он. — Да и человечье обличье потерять… Ну, предположим, дикая ссора между ними вспыхнула. По причине, нам неизвестной. Но для этого им надо было встретиться!»-
А всё известное Игорю Васильевичу о преступлении в Орельей Гриве свидетельствовало: лесник и художник в тот день не могли, не имели возможности сказать друг другу даже двух слов. А уж какая-то ссора между ними, вспышка в часы, предшествовавшие убийству, напрочь исключалась.
А раз не было ссоры в тот день, значит, отец заранее готовил убийство? Нет, тут что-то не так… Сто раз бы одумался! Остыл! Слишком жестокое это преступление, чтобы поверить в него. Даже если выводы экспертов и все известные факты свидетельствуют об этом.
Все известные факты… Все известные… А все ли факты известны?
Корнилов ходил по комнате, стоял у окна, глядя на белую Неву, слегка освещённую пригашенными фонарями, прислушивался к шуму редких машин. Он пришёл к твёрдому убеждению — преступлением в Орельей Гриве следует заняться снова. Не мог он поверить в это убийство.
Николай Ильич проснулся оттого, что рядом с домом призывно пропел пионерский горн. Зотов открыл глаза и лежал, прислушиваясь: не протрубит ли снова? Но за окнами стояла глухая тишина. «Приснилось, что ли?» — подумал он и нащупал на полу коробок спичек. Чиркнул. Поднёс спичку к часам. Было уже шесть. Зимой Николай Ильич вставал в семь. Спичка погасла, догорев почти до конца. Зотов даже не почувствовал огня, — кожа на пальцах так загрубела, что он, когда надо было, спокойно брал раскалённый уголек и прикуривал от него.
Тикали часы, да позванивало где-то стекло от ветра. «На чердаке, — прислушавшись, определил Зотов. — Надо бы залезть да пару гвоздиков всадить». Тут он вспомнил, что и крышу давно пора латать: весна придёт — опять потечёт. И кусок рубероида его дружок Гриша Мокригин ещё с осени из Гатчины приволок. Но не лежала нынче душа у Николая Ильича к хозяйству, руки не поднимались сделать что-то по дому. И прибаливать он стал чаще, да и просто обрыдло ему всё здесь, в лесу.
И эта труба пионерская… Вдруг прогремит среди ночи, разбудит, и уже не заснуть никакими силами. И лезут в голову невеселые мысли.
«Сдурел я, что ли, в этой глухомани? — подумал Николай Ильич. — Или со слухом у меня болезнь приключилась? Дудит вдруг в ушах ни с того ни с сего».
Началось это прошлым летом. В тот день Николай Ильич возвращался на кордон по крутому берегу Ящеры. Стояла середина июня. Лето пришло раннее, жаркое. В густой траве кровенели капли созревающей земляники. И подберёзовики уже попадались в сыром глубоком мху на границе болота и леса.