Через некоторое время я узнал, что Сашенька беременна. Тарелка со звоном полетела прямо в стенку, интеллигентный хозяин взорвался нецензурной бранью, а Сашенька зарыдала в голос и забила кулаками по стене. Скоро все соседи говорили, что дочь богатеньких бизнесменов забеременела в 14 лет и что, скорее всего, она будет рожать, потому что дед‑врач не позволяют ей делать аборт. А Сашенька возненавидела своего любовника и, разумеется, во всём винила его одного, ведь она не знала, что дети получаются так просто.
Я сидел на скамейке около подъезда и презрительно всматривался в это белое озлобленное лицо. Сашенька – напротив меня – наматывала на палец свои жидкие волосы. Я думал, что это истинная дочь Евы и что женщины страшно падки на мужские слова. И змей – это только символ, и съеденное яблоко – метафора; Ева – воплощение всех таких маленьких и больших Сашенек, пример для подражания… А как охотно ей подражают!
Кем‑то избитый горе‑байкер присел рядом с ней и неуверенно откашлялся. Я пытливо посмотрел на него: «Ну, и что теперь будешь делать?» А он искоса взглянул на меня, ясно давая понять, что я третий лишний.
– Саш, прости.
Я закрыл лицо газетой, чтобы скрыть застывшую саркастическую усмешку. «Прости? И это всё, что ты можешь сказать? Думаешь, одним словом можно что‑то исправить?» Надеюсь, Сашенька подумала так же…
Но нет, она бросилась к нему в объятия, когда услышала:
– Я знаю выход.
– Правда?
В следующем номере газеты напечатали о самоубийстве влюблённых подростков‑героев, воспитанных извергами‑учителями. Писали, что виновата во всём школа и, конечно, семья, а ещё рок‑музыканты, восхваляющие смерть. И вообще, ребята не сами бросились с крыши – это человечество толкнуло их в бездну.
Никто и не понял, что дело, конечно, в слабости воли. Только человек думает, что лучше кончить всё разом, чем преодолевать трудности. Я вдруг понял, что самоубийство – это побег труса.
Листаю свою газетёнку, и на каждой странице – человек, человек, человек… что‑то натворил, в чём‑то виновен… Господи, куда мы идем? Неужели я тоже… со всеми? Нет, я их всех выше, лучше, я не такой, как они, не чудовище, не монстр…
Странник вспомнил, что однажды прочитал где‑то одно стихотворение, влюбился в него и даже выучил, а потом всё‑таки забыл, потому что на протяжении нескольких лет ему было не до поэзии. Каким злобным, бесчувственным он тогда был! Мужчина закрыл глаза и совершенно чётко увидел строчки, точно они были написаны на бумаге:
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца 2 .
Он задумчиво облокотился на деревянный столик и осмотрелся. Всё как будто оставалось прежним: слабоумная девочка качалась на качели, мальчишки играли в песочнице, бросались в неё песком и смеялись, показывая пальцем, а она тоже смеялась, потому что не понимала, что её обижают. А наверху обнимались неразлучные облака, птицы кружились в небе и пели чудесные песни о вечном; человек достал из рюкзака путевой блокнот и набросал:
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица…
И улыбнулся, проговорив дальше уже вслух:
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Жёлтая бабочка доверчиво присела к нему на ладони, а через долю мгновения закружилась неподалёку, такая лёгкая и невесомая, что человек вдруг подумал: «В танцах бабочки и есть смысл нашей жизни. Стоит лишь понаблюдать за её полетом, и книга твоего сердца распахнётся на нужной странице. Только читай и сознавай…»
Полная женщина в цветном платье выскочила на улицу и грозно закричала:
– Маша, быстро домой!
Но девочка как будто не слышала; она продолжала качаться.
– Маша, кому я сказала? – женщина резко остановила качели и дала дочери оплеуху. Глаза матери гневно сверкали.