Андрейченко всячески старался не попасть под колпак гитлеровских спецслужб, что было непросто и, естественно, сопряжено с опасностью навлечь на себя подозрения. Приходилось лавировать и строго придерживаться взятой за правило манеры поведения: «Ничего не делаю без ведома непосредственного руководителя подполья». Об этом должны были знать все оуновцы, с которыми он общался. При любых условиях – раз и навсегда!
Удачно сложились отношения Андрейченко с двумя влиятельными в ОУН людьми, состоявшими на платной службе в абвере, членами Центрального провода Габрусевичем и Кордюком. У Кордюка он частенько бывал дома, они вместе ходили на собрания, молебны, иной раз выезжали за город на полигон, где молодые оуновцы обучались военно-террористическому делу.
Не без пользы для себя Андрейченко узнал, что инструкторы на полигоне абверовцы-хорваты, окончившие специализированную школу в Венгрии в небезызвестном поместье Янка-Пуста, располагавшемся вблизи границы с Югославией.
С Владимиром Кордюком Андрейченко часто посещал оперу. Тот разбирался в классической музыке, особенно любил Вагнера. Однако музыка действовала на Кордюка странным образом: он замыкался, мрачнел, старался потом напиться, хотя пьяницей не был. В эти минуты в нём просыпалась тоска по родным местам, памятным с детства, он сетовал на бездеятельность организации, подолгу говорил о разочаровании, которое испытывает особенно сильно в последнее время. Жаловался и на обстановку внутри Провода, ругал руководителей, с иронией говорил, что больше приходится воевать со своими, оуновцами, нежели с большевиками. При этом без обиняков называл имена отдельных руководителей ОУН, которые, по его твёрдому убеждению, служат англичанам, французам, а некоторые – и тем, и другим, и даже третьим и четвёртым… Немцам само собой.
– За крупные купюры они хоть чёрту продадут всех и вся. О какой национальной идее тут можно говорить? О какой «Великой Украине»? Нет им до этого никакого дела! – расходился подвыпивший Кордюк.
– Низкопробная публика! Всё, что можно, опозорили, испохабили, дискредитировали. Ненавижу их всех!
Андрейченко слушал. Не спорил, но и не поддерживал. Как бы пропускал его слова мимо ушей, не принимая всерьёз. Иногда выражал удивление даваемым Кордюком характеристикам и замечал, что слабости людские можно понять, но он верит, что каждый оуновец выше всего ставит борьбу с большевизмом. И это – главное.
– Как бы то ни было, настоящему борцу тут несладко. Главное, чтобы в наших рядах не произошло раскола, – наставнически заключал Андрейченко. – Раскол – это конец великому делу. Рано или поздно мы своё возьмём. Увидишь!
Кордюк порой молчал, иронически похмыкивая, иногда перебивал и пускался в спор, горячился, доказывая точность своей информации, высмеивал заблуждения Андрейченко:
– Ты здесь наездами, не знаешь истинного положения дел, а я…
Горестно махнув рукой, он замолкал ненадолго и снова пускался в спор:
– Нет, не верю, не верю, что всё это кончится хорошо. Да, да! Это я тебе говорю! Вспомнишь меня!
– Сгущаешь краски, – как бы останавливал его Андрейченко.
Кордюка задевало:
– Я?! Сгущаю?! А немцы разве не используют нас, как то самое резиновое изделие, из аптеки? А потом вместе с ним и нас на помойку. Это тебе говорю я, вспомнишь меня.
После встречи с молодыми оуновцами из группы Рыко-Ярого Андрейченко сделал вывод: в руководстве «Провода» существует серьёзная оппозиция Коновальцу. Разумеется, он и до этого знал о настроениях в организации, но не представлял себе, что её члены столь воинственно и решительно настроены. Не работа ли это нацистов? Не задумали ли они турнуть лидера?
До Андрейченко и раньше доходили слухи, будто немцам не нравилось, что оуновцы называют Коновальца вождём, по-немецки – фюрером, а он не пресекает этого. Напротив, судя по всему, ему это льстит, нацистов же раздражает. Фюрером может быть только Адольф Гитлер!
– Впрочем, – размышлял Андрейченко, – по всей вероятности, это десятая причина. А главная? Пока неясна. С выполнением задания вопрос решится сам собой. Но то, что всё больше оуновцев становятся ярыми сторонниками национал-социализма, заставляет задуматься о последствиях этого факта.