Обидно было, что ситуация сложилась столь неблагоприятно. Иногда возникали сомнения в правильности её оценки при информировании руководства ИНО. Немного утешало то, что он возвращается не с пустыми руками, а с весьма ценными сведениями, документами военного характера. Все эти материалы позволят скорректировать оперативные разработки ряда мероприятий, будут способствовать укреплению безопасности страны. Однако утешительных аргументов хватало ненадолго. Задание оставалось невыполненным. Жутко было даже думать о последствиях этого.
Глава 11
До назначенного дня перехода границы оставалось менее двух суток, когда в Хельсинки неожиданно появился секретарь ОУН Михаил Селешко. Он тут же связался с Андрейченко.
Его приезд вовсе не обрадовал Андрея Павловича. Напротив, ряд обстоятельств привёл к мысли, что дома в отношении него что-то затевается. Надо было готовиться к худшему, на всякий случай принять меры личной безопасности…
Однако секретарь ОУН, к удивлению Андрейченко, расценил его отъезд на Украину как вполне закономерный шаг. Не пытался отговорить, лишь сетовал, что ряд серьёзных вопросов остаётся недоговоренным из-за несостоявшейся последней встречи с провидником. Селешко передал поручение руководства: обратить внимание вождей подполья на необходимость срочно приступить к формированию отдельных, не связанных между собой в целях конспирации групп, исключительно для ведения визуального наблюдения. Готовить группы с расчётом на то, что при надобности они смогли бы перейти к диверсиям и крупномасштабным акциям саботажа, используя для этой цели накопленный разведывательный материал и опыт.
Селешко неоднократно повторял: на данном этапе формируемые группы должны заниматься исключительно наблюдением и ничем другим, проявлять лояльность к властям, поддерживать добрые отношения с советскими активистами, дабы не вызывать подозрений НКВД. Оуновец перечислил также объекты первостепенной важности, которым следует уделять «визуальное» внимание.
Заметил, что в скором времени, по всей вероятности, придётся заняться созданием тщательно замаскированных баз, где будут храниться оружие, боеприпасы, продовольствие и разнообразная одежда. Такого рода склады он называл «бункерами».
Особое внимание Селешко обращал на важность накопления комплектов обмундирования для всех родов войск Красной Армии и Военно-Морского Флота, а также органов НКВД, милиции, прокуратуры, вплоть до формы служащих железнодорожного транспорта и особенно – лесничих.
Андрейченко заметил, что он в курсе задачи, в своё время оговоренной с Коновальцем, но конкретные сроки накопления перечисленного «реквизита» не уточнены.
Секретарь ОУН, негодуя, что такие важные вопросы остаются открытыми, доверительно сообщил Андрейченко, что подобное непростительно, хотя бы потому, что в самое ближайшее время предполагается вторжение в СССР армий ряда европейских стран.
– О, Господи, наконец-то! – с надеждой в голосе воскликнул Андрейченко. – Но когда? Серьёзно ли это? Честно говоря, мы устали от ожиданий.
– Серьёзно. Вполне. И я уверен – большая часть советского населения встретит эти армии с радостью. Преодолев колебания, к ним примкнут и остальные.
– С помощью Всевышнего, может, и в самом деле?!.
Селешко многозначительно подмигнул:
– В немецком Генштабе поняли, что без нас им не обойтись. Что прежняя их надежда, как, впрочем, и наша, оуновская, на переворот в большевистской стране – мечта неосуществимая. Сегодня мы нужны. И это чрезвычайно важно! Так что в скором времени свидимся на родной земле.
– Дай-то Господь! – произнёс Андрейченко. – Очень хочется верить, что свидимся.
Селешко снова заверил Андрейченко в абсолютной достоверности сведений о готовности вторжения. Для полной убедительности осенил себя крестом. Попросил это известие сохранить в тайне. В ответ Андрейченко молча перекрестился…
Селешко растрогался. Прослезился. Признался, что завидует Андрейченко: через несколько дней тот будет в родном краю, по которому он так истосковался.
И Андрейченко взгрустнул. Оба печалились из-за незавершённых дел. Каждый из-за своего… На прощание обнялись, как самые близкие люди. На мгновенье Андрейченко заколебался. И вдруг решился: