Покончив с описанием беспорядков в Шклове, я спрашиваю у автора анонимной статьи, какая ему была необходимость впутывать в нее меня, и не для того ли, чтобы набросить тень на мое имя, он написал и самую статью?
Врач Вера Островская».
В одном из последующих номеров автор анонимки пытался оправдать свое письмо и, бесчестно извращая факты, пытался опорочить Веру Островскую, подписавшись «Знакомый».
Печатая эти анонимки, редакция нарушила свой устав – в ряде номеров газеты указывалось: «анонимных корреспонденций не печатаем».
На следующее утро в местечко стали съезжаться крестьяне окрестных деревень и сел. По всем дорогам двигались сани, шли мужчины в серых армяках, бабы в полушубках, закутанные в платки.
Мороз был крепкий, захватывал дыхание. Пар клубился вокруг лошадей; намерзали сосульки на усах и бородах мужиков.
На площади в центре местечка расставляли возы; рогатый скот, пригнанный на продажу, отводили в особое место, лошадей ставили отдельно; блеяли овцы, визжали и хрюкали свиньи, прикрученные веревками к саням, кудахтали куры, гоготали гуси. Все шумнее и говорливее становилось на базарной площади.
Еврейские лавки не открывались, и двери их были накрепко заперты засовами, замками. Русские торговцы открывали лавки, но перегораживали входы придвинутыми столами.
Отряд конных стражников во главе с урядником выехал из полицейского участка и направился к синагоге, где находился отряд самообороны. Подъехав к воротам двора синагоги, урядник постучал в калитку рукояткой плетки.
– Эй вы там! – крикнул он. – Выходи для переговоров!
Калитка приоткрылась, высунулась голова молодого человека.
– О чем будем вести переговоры, господин урядник?
– Я должен предупредить вас всех здесь находящихся. – Конь под ним нетерпеливо бил копытами, приплясывал. – Никто не должен из вас появляться на площади; если будете вылезать, прикажу стражникам стрелять. Понял? Передай своим вожакам!
Калитка закрылась.
На площади появились шахтеры; они шумно разговаривали, затягивали песни, куражились, слоняясь то туда, то сюда. Многие были навеселе, переодетые стражниками, какие-то загримированные типы сновали между толпами, затевали разговоры, в чем-то убеждали, кивали на запертые лавки евреев.
– Ты дай нам водки, а тады кивай! – послышался возглас.
– Правильно, а то сухая ложка рот дерет, – бросил шутку рослый парень.
В толпе загоготали.
– Водка в казенке! – крикнул кто-то.
– Идем туда! – закричало несколько голосов.
Толпа двинулась к казенке, которая находилась недалеко от синагоги. Отряд полиции стоял на месте не двигаясь.
– Знать, побаиваются, – заговорили в толпе.
– Смелей, ребята! – подбодрил переодетый стражник. – Христианам они – враги.
– Што-то чудно! Как бы подвоха какого не было? – недоуменно заговорили более трезвые.
– Ничего, нас сила, отчиняй казенку! – гаркнули голоса. Толпа кинулась к крылечку; двое одновременно ухватились за ручку двери, разом рванули. Дверь с треском отворилась настежь; вторую дверь открыли ударом ноги, чуть не сорвав ее с петель, в дверях произошла давка.
Задние с криком и гамом напирали.
– Бей окна, влезай! – нетерпеливо кричали позади.
Раздался звон разбитых стекол; рамы были мгновенно проломлены. Люди лезли в казенку, хватали бутылки водки, торопились тут же пить.
– Подавай сюды, всем хватит! – шумели в напиравшей толпе.
В руках замелькали бутылки, захлопали пробки, вышибаемые сильными руками ударом в донышко.
Пили из горлышка без передыху; соседи вырывали бутылки из рук, начались ссоры, ругань, возникли драки. Мужики у своих саней наблюдали разгром казенки.
– Глянь, пьют, а мы што? – крикнул один из них.
– Пойдем, братцы, согреемся!
Не прошло каких-нибудь полчаса – часу, как от запаса водки в казенке остались лишь одни пустые бутылки. Захмелевшие люди заорали песни, двинулись группами, кто по площади, кто по краю ее. Порядочная толпа подошла к синагоге.