– Эй, селедошники, слазь с коней! – стали приставать к стражникам хлопцы. – Што вы – синагогу обороняете?
– Там отряд самообороны во дворе, – ответил стражник.
Опьяневшая толпа загудела, заорала и полезла ломать ворота. Кто-то бросил пустую бутылку в окно синагоги, туда же полетели палки сломанной ограды. Звон разбитых рам, крики толпы привлекли еще большее скопление людей у синагоги. Десятка полтора стражников совершенно растворились в этой массе. Мороз заставил их слезть с коней. Они, чтобы согреться, топтались на месте.
Руководители отряда самообороны опасались еще одной беды: пьяная толпа могла поджечь синагогу. Это погубило бы весь отряд!
На другой стороне площади тоже начались буйства. Оттуда неслись раскатистые удары железа об железо – разбивали замки лавок. В первую очередь сломали запоры «железных» лавок, где были взяты ломы, топоры, разновесы. Вооружившись этими орудиями, громилы бросились к еврейским лавкам. Но сбить замки оказалось нелегким делом: лом их не брал, топоры высекали снопы искр.
Смекалистый хлопец предложил надежный способ: разновес в 20 или 40 фунтов навязывали на пару длинных шарфов, снятых с шеи. Двое, раскачав гирю за свободные концы шарфов, били ею по замку. После немногих ударов замок разлетался.
Когда в руках людей замелькали трубки сукна, шелка, пестрого ситца, миткаля, ботинки, сапоги, заблестели галоши, не оставалось уж ни одного равнодушного человека среди тысячного скопища зрителей.
– Ня рушь, это мое! – орал, ухватившись за трубку сукна, парень; другой тянул ее к себе. – Ты схапив, так думаешь и пан! – Оба валились на снег, хрипели, матерились. В другом месте наиболее шустрый парень успевал вырваться из кольца цепких рук, мчался по площади, удирая от погони, но неизбежно сталкивался с другими свитками, шубами, армяками; дело кончалось опять же жестокой схваткой и потасовкой.
Иной раз трубки в этой борьбе раскатывались, десятки рук хватались за ленту и тянули ее во все стороны. Лента рвалась в клочья; у некоторых оставался лишь зажатый в кулаке кусок материи. Такие перетяжки возникали то тут, то там; догадливые ударом ножа перерезали ленты, тянувшие их валились в разные стороны под смех товарищей.
События развивались стремительно.
На крыльце полицейского участка стоял помощник исправника. Он спокойно наблюдал развертывающуюся картину погрома. Все шло по плану: самооборона заперта во дворе синагоги, казенка опустошена; опьяневшие люди легко поддались на агитацию черносотенцев и стражников. Лавки разбиты и разграблены, скоро начнут громить дома!
– Господин урядник, возьмите из резерва пять стражников и направьте их на дорогу, ведущую к имению; туда никого не пускать! – приказал он.
Револьверные залпы со стороны синагоги, храп испуганных лошадей, отчаянные вопли, по-видимому раненых, людей заставили содрогнуться Заволоцкого; он увидел, что отряд самообороны открыл ворота и дал залп по толпе. Люди шарахнулись, побежали, увлекли за собою и стражников. Он видел, как вздымались нагайки над стражниками, их лошадьми, которые после ударов бросались как бешеные, давя людей. Еще минута – и повторится история в Шклове, но только в худшем виде.
– Резерву стражников следовать за мной! – крикнул он, обернувшись в открытую дверь коридора. Оттуда, вслед за ним, выбегали стражники.
Обнажив шашку, Заволоцкий бросился наперерез самообороне.
– Стой, назад! Остановить их! – крикнул он, указывая шашкой в сторону самообороны.
Вмешательство помощника исправника с отрядом стражников изменило положение. Самооборона была вынуждена отступить во двор синагоги, к тому же толпа, увидев поддержку полиции, опомнившись от испуга, вызванного первым залпом револьверных выстрелов, бросилась с чем попало в руках на самооборону. Когда ворота двора синагоги закрылись, оттуда снова хлопнули редкие выстрелы. Толпа и полицейские остановились в некотором отдалении. Установилось своеобразное равновесие сил: нападающие побаивались подступиться, опасаясь выстрелов, осажденные ясно видели свое бессилие справиться с многосотенной толпой и отрядом полиции.
Помощник исправника расхаживал среди громил, делал вид, что уговаривает прекратить беспорядки.
– Нехай отдадуть револьверы, нечистая сила!
– Какое имеют право стрелять в людей? – кричали в толпе.
Из калитки вышел Евсей Хаскин.
– Хлопцы! – обратился он громким голосом к толпе. – Вас натравили на невинных людей. Мы вынуждены защищаться, защищать жизнь и имущество еврейского населения. Полиция и черная сотня обманывают вас! Впереди стоящие затихли, прислушались, но задние не видели говорившего, продолжали орать на все лады.