– Вы, людишки, – сказал Гельд, – думаете, что все ужасы приходят на землю с холодом и гнездятся в туманах, но вы слепы и беспечны. На границе весны и лета, когда устанавливается тепло и все и думать забыли о тьме, они выходят из своих убежищ и поджидают путников. Горе тем, кто решит последовать за фигурой на перекрестке или решит преследовать оленя с тремя рогами…
Гельд взял со стола свечу и принялся рассказывать:
– Это произошло со мной пару лет назад.
Мои брови удивленно взлетели вверх. Неужели… те, кто выращивает жутких монстров, сеют семена плотоядных растений или еще чего похуже, чего-то боятся и рассказывают друг другу страшные истории?
Йотун откинулся на стул и с легкой полуулыбкой слушал.
– Я шел через туман, а потом оказался на перекрестке четырех дорог.
– О нет! Мы это уже слышали!
– Одно и то же каждый раз!
Гельд повысил голос, чтобы, перебить возгласы недовольства.
– Оказался я на перекрестке, и вдруг слышу…
– Тихий плач, – сказал вполголоса тролль напротив.
– А вот и нет! Слышу, как прокричал кровянник. Три раза.
Тролли одобрительно зашумели, подбадривая рассказчика.
– И потом раздался тихий плач, – припечатал Гельд.
Отовсюду раздались разочарованные вздохи.
– Невозможно.
Но если товарищи Гельда слышали историю, то я нет. Поэтому ожидала продолжения с нетерпением.
– Я сразу же понял, что надо убираться, и призвал туман, но что-то мешало…
– То, что ты был пьян.
Но Гельд упорно продолжал:
– Туман все-таки пришел, и в нем я увидел девушку. Тролльчанку. Она была одета в красный шелк.
Больше едких замечаний никто не отпускал.
– И она горько плакала. Но я все время был настороже. Понимал: откуда здесь взяться девушке, да еще в таком наряде.
Мне сделалось не по себе. Я подумала о Сэм, которая была ни жива, ни мертва, и о Башнях Пепла, когда меня попытались спрятать… за стеной камеры я слышала плач, а потом Мадс сказал, что там не было никого живого.
– Девушка в красном перестала плакать, отняла ладони от лица, и тогда я увидел, что у нее нет лица: вместо него пустое место – темнота. И она спросила: «Хороша ли я?» Что тут скажешь? При встрече с духом, если уж не удалось убежать, то нужно отвечать аккуратно.
– Тем более с девицами. Больно они обидчивы, – вставил хромой тролль и усмехнулся.
– Сначала я хотел сказать: «Да», но это добром не заканчивается. Услышит такой дух «да» и попробует забрать твое лицо себе. Они злобные. Ах, красивая… значит, и ты такой же будешь. А если услышит «нет» – разобидится и тоже попытается навредить. Мой ответ был: «Ты обычная». А пока дух думал, я собрал силы и прыгнул в тумане подальше.
Гельд шумно задул свечу.
Дальше ритуал повторялся: тот, кто рассказывал, брал свечу, а когда история заканчивалась, то он ее задувал. Поэтому в зале становилось все темнее, и по моей спине изредка пробегал холодок от услышанного.
Осталась последняя свеча. Она отбрасывала маленький желтый кружок света, отвоевав его у тьмы. Я с трудом могла различить лица троллей, сидящих напротив. Не говорил только Йотун, значит, он должен задуть последнюю свечу.
Мне было интересно, что он расскажет. И вот Йотун взял свечу. Его лицо осветилось снизу, отчего приобрело пугающий, хищный вид.
* * *
Мертвячка выскользнула из замка и быстро пошла в сторону деревни. Час был поздний, в домах не горел ни единый огонь, а на небе не было ни звезд, ни луны. Кругом стояла тьма, сонная и непроглядная, в которой едва можно было различить путь. Но для мертвячки, – порождения самой темной магии, – отсутствие света не было преградой. Она шла, точно скользила, а потом побежала.
Какое-то время она бродила по улочкам, переходила от дома к дому, стояла под окнами и прислушивалась. Она не торопилась. Выбирала.
Мертвячка сунулась в один из дворов.
Тишину нарушил лай цепного пса. Собака почти захлебывалась то ли от ярости, то ли от страха.
Кто-то заворочался в доме, хлопнула входная дверь.
Мертвячка шарахнулась в сторону и затаилась. Вскоре все стихло. И тогда она медленно, как будто лениво, вползла в окно. В одной постели спали мужчина и женщина. Он лежал на спине, выставив из-под одеяла жилистую руку.
Мертвячка склонилась над этой рукой, как будто отдавая дань уважения, а затем впилась в запястье и принялась жадно сосать кровь. Она сделала несколько больших глотков и заставила себя остановиться, оторвалась c тяжелым вздохом, почти стоном. Губы ее стали красными, очень гладкими и блестящими.