Они хотели от меня отделаться. Отправить в интернат, чтобы и дальше делать вид, будто меня не существует. Они никогда не смотрели прямо на меня. Либо глядели мимо, либо вроде как щурились. Я была не из тех родственников, с кем бы они стали водиться, будь у них выбор. Он, может, и смотрел иногда – не знаю. Я не могла взглянуть прямо на него. Делала это украдкой, вбирая его: бороду, цвет волос. Походил ли он на меня? Не берусь сказать.
Старших сестер у него было три штуки. Я видела фотографию, где они намного моложе, но лица точь-в-точь такие же, а одеты все подружками невесты, и моя тетушка Тэг рядом с ними выглядела смуглой как ягода. Моя мать тоже была на снимке в ужасном розовом свадебном платье – розовом потому, что это было в декабре, а в июне уже родились мы, и она хоть немного стыдилась – но его там не было. Его она оторвала. Его она вырвала, вырезала или выжгла со всех свадебных фотографий, после того как он сбежал. Я никогда не видела его снимков, ни единого. В книжке Люси Монтгомери «Джейн с маяка» девочка, у которой родители развелись, сама того не ведая, узнает отца по фото в газете. Прочитав эту книгу, мы пересмотрели немало фотографий, но ни одна на нас не подействовала. Честно говоря, мы нечасто о нем задумывались.
Даже оказавшись в его доме, я не слишком поверила, что он настоящий – он и три его властные сводные сестры, велевшие мне называть их тетями. «Никаких „тетушек“, – сказали они. – Тетушка – это просторечие». И я стала звать их тетями. Звали их Антея, Доротея и Фредерика, я это знала, как знала многое, хоть и не все было правдой. Рассказам матери нельзя доверять без проверки. Но не все можно проверить по книгам. И все равно имена были мне без толку, потому что я их не различала, так что называла каждую просто «тетя». А они обращались ко мне «Морвенна» – очень официально.
– Арлингхерст – одна из лучших в стране школ для девочек, – сказала одна из них.
– Мы все в нее ходили, – подхватила другая.
– Самые веселые времена, – закончила третья. Они, как видно, привыкли размазывать любую фразу на всех.
Я стояла перед холодным камином, выглядывая из-под челки и опираясь на трость. Трости они тоже предпочитали не замечать. Я заметила на их лицах жалость, когда впервые вышла из машины. Такого я терпеть не могла. Мне хотелось бы сесть, но говорить об этом я не собиралась. Я теперь намного лучше держалась на ногах. И собиралась поправиться, что бы ни считали врачи. Мне иногда так хотелось пробежаться, что ныло все тело – сильнее, чем больная нога.
Чтобы отвлечься, я отвернулась и стала разглядывать камин. Он был мраморный, очень вычурный, с медными накладками в виде березовых веток. Все там было очень чисто, но не слишком уютно.
– Так что мы сегодня же купим тебе в Шрусбери форму и завтра отвезем туда, – сказали они. Завтра… Им и впрямь не терпелось от меня отделаться – вместе с моим отвратительным валлийским акцентом, и хромотой и, что хуже всего, с моим нежелательным существованием. Мне тоже не хотелось у них оставаться, беда в том, что больше деваться мне было некуда. До шестнадцати лет не разрешается жить одной. Это я выяснила в Приюте. А он – мой отец, хоть я его раньше никогда и не видела. В том же смысле, в каком эти женщины – мои тетки. От этого мне было одиноко и бездомно, как никогда. Я скучала по настоящим родным, которые меня подвели.
Остаток дня заняли покупки с тремя тетями, но без него. Не знаю, радовалась я этому или жалела. Форма для Арлингхерста продавалась в особых магазинах, как и форма для моей начальной школы. Как мы гордились, сдав экзамен на переход в среднюю! Нас называли «сливками долины». Теперь всему этому конец, а меня запихивают в какой-то интернат для снобов с ненормальными правилами. У одной тети был список, мы все по нему покупали. Денег они определенно не жалели. Никогда еще на меня так много не тратили. Жаль, что все покупки были такие жуткие. В том числе особая форма для спортивных игр. Я не сказала, что она мне вряд ли пригодится. Этой мысли я избегала. Все детство мы пробегали. Мы выигрывали кроссы. На школьных кроссах мы большей частью соревновались друг с другом, оставив остальных далеко позади. Дедушка даже говарил про Олимпийские игры – просто так мечтал, но вслух. Он сказал, что ни разу еще на Олимпиадах не выступали близнецы.
С обувью вышла проблема. Я позволила им купить хоккейные ботинки, беговые туфли и чешки для гимнастики, потому что их я либо смогу надеть, либо уж нет. Но когда дошло до форменной обуви на каждый день, пришлось теток остановить.