— Как ты смеешь раньше меня входить в юрту? Ты должен оказывать почтение болушу, кривоносый невежда!
Курман, не обращая внимания на его слова, вошел первым и поздоровался с Бердибаем, который сидел на почетном месте, поджав ноги:
— Ассалам-алейкум, Беке! Да принесет вам праздник радость!
Бердибай, продолжая сидеть, ответил:
— Алейкум-салам. Пусть и вам праздник принесет счастье! Заходите, садитесь!
Саадат, Курман и Осмон сели.
Бердибай до 1916 года[2] был бием, а потом года три — болушем. С тех пор как в аилы пришла советская власть, он держит немного скота и выдает свое хозяйство за середняцкое. Но к нему продолжают относиться с почтением, слово Бердибая имеет вес. Он как был прежде, так и остался одним из заправил аила. Возле Бердибая старшая жена, а младшая, изредка поднимая глаза и обжигая молодых людей лукавым взглядом, подает чай.
Саадат, как бы желая казаться безбожником, с хитрой усмешкой говорит:
— На намаз я ездил, напившись кумыса.
— Разве аллах увидит, когда ты пьешь, спрятавшись в своем доме? — пошутил Курман.
— Замолчи, Курман, не мели чепухи! — остановил его Сапарбай, макая в сметану большой румяный боорсок.
— Вы можете забыть о боге, — сказал Бердибай не без иронии, — греха вам не будет, в ад вы не попадете.
— Наш бог не пошлет нас в ад! — засмеялся Курман.
— Беке, — начал Саадат, двигая плечами, — Курман хочет сделать нас безбожниками. Когда предстанем перед богом, мы укажем пальцем на Курмана. Во всем виноват он.
— Не гневите аллаха, не совращайте молодежь с истинного пути! — Лицо Бердибая сделалось багровым, он стал теребить ворот, как будто задыхался.
Саадат поспешно заговорил о другом.
— Хватит чаю, джене, пусть в желудке останется место и для кумыса, — сказал он молоденькой токол, которая протянула руку за его пустой пиалой.
— Налейте кумыса, — распорядился Бердибай.
Байбиче перелила кумыс, шумно взболтав его, из темно-коричневой сабы в небольшой бурдюк и стала наливать в пиалы. После того как все выпили по одной пиале, Саадат приступил к делу:
— Беке, молодежь решила провести сегодняшнее празднество своими силами.
— Хорошо! — одобрил Бердибай. — Лишь бы скучать не пришлось!
— Мы думаем, будет интересно — борьба оодарыш, скачки двухлеток и трехлеток, кекберю, Осмон будет догонять невесту.
— В молодости мы чего только не вытворяли. Словесные состязания и скачки — все приносило нам победу, — Бердибай говорил так, как будто был недоволен программой праздника, предложенной Саадатом.
— И мы не уступим чужим ни одного приза.
Бердибай покровительственно посмотрел на Саадата.
— Осмону дайте самого лучшего скакуна. Если он не догонит невесту, мы все опозоримся.
— Его собственная трехлетка не подведет.
Осмон сидел опустив голову. Байбиче Бердибая заметила его смущение:
— Он такой стеснительный, наш милый Осмон.
Хозяин накинулся на жену:
— Придержи язык, болтливая сорока! Стыдливость тоже должна быть к месту. Если Осмон и в самом деле смущается, когда ему говорят, что он будет догонять верхом свою невесту, из него человек не выйдет. Все ребята нашего аила какие-то робкие, не быть им настоящими джигитами.
— Мы уже выпросили белого козла у Касыма, — двигая плечами и хитро улыбаясь, сказал Саадат, — я распоряжусь, чтобы тушу заморозили.
— А не трудно будет драть такого большого козла?
— О Беке! Наши комсомольцы справятся не то что с козлом, а даже с бычком, — вступил в разговор Сапарбай.
— Только бы вам быть победителями!
— Мы никому не уступим! Султан и Турдубек обязательно отобьют козла у противника, все джигиты других аилов будут сбиты с коней.
— Не хвалитесь: не к добру это, ребята.
— Куда мы теперь отправимся? — спросил Осмон.
— Попили кумыс этого ущелья, поедем в другое, — ответил Курман.
— А к Василию?
— Как же, заедем. Разве можно не поесть у него меду, яичек? — Саадат первый вышел из юрты.
Василий приехал из Каракола восемь лет назад и с тех пор осел на этих землях, завел хозяйство. Теперь у него сто шестьдесят ульев, сто коров, двести голов овец и коз, породистые лошади, крупные упитанные волы с большими лысинами на лбу. Василий перенял многие киргизские обычаи, даже его маленькие дети говорят по-киргизски. Он пользуется доверием и уважением местных жителей. Почтенные аксакалы обращаются к нему за советом, когда нужно решить спор между родственниками, покончить с междоусобицей. Ни один той не обходится без Василия. И в обычные дни аксакалы — заправилы аила любят показать свое гостеприимство, сами тоже часто бывают у него в гостях. Особенно дружен Василий с Киизбаем и Отором. Накануне каждого мусульманского праздника через своих работников он посылает друзьям — киргизским баям — меду, яиц, белых булок, а в праздник, нарядившись, садится на своего светло-серого иноходца и объезжает всех знакомых с поздравлениями. Потом, вернувшись домой, ждет гостей из аилов, радушно встречает их, угощает на славу, и никто не уезжает от него без подарка.