…Смуглый мальчик хмуро смотрел на дорогу, прислонясь к почерневшей старой юрте. Послышались веселые, возбужденные голоса, и из-за поворота показались всадники… Мальчик, узнав Саадата, Сапарбая, Осмона и Курмана, почему-то тяжело вздохнул, опустил полные слез глаза и стал смотреть на свои потрескавшиеся ноги.
— Здравствуйте! Да принесет вам радость этот праздник! — поздравил Сапарбай старуху, которая стояла рядом с мальчиком, вытирая подолом ситцевого платья катящиеся из глаз слезы.
Она неохотно ответила:
— Да будет так, дорогой.
— Что это ваш мальчик так надулся? — спросил Саадат.
— Отец у него умер.
— Ведь это было несколько лет назад.
— Сегодня он умер вторично.
— Разве люди плачут в праздничный день?
— Тот, на чью долю бог послал одни слезы, и в праздники плачет. — Старуха тяжело вздохнула. — Пируют и веселятся те, кто живет в достатке, у кого есть конь, одежда…
Она замолчала. Сытым, богато одетым людям сейчас никакого дела не было до горестей бедной вдовы и ее сына. Они, так же беззаботно разговаривая, поехали дальше.
Встречать их вышел сам Василий. Но огромные волкодавы так громко залаяли, будя эхо в окрестных горах, что нельзя было расслышать приветственные слова. Старший сын хозяина Николай разогнал собак огромной палкой.
— Амансызбы, хозяин?
— Аман! Аман!
— Встречайте, приехали к вам веселиться.
— Слезайте, дорогие гости, с лошадей, проходите в дом! — приглашал Василий.
Коней привязали в тени у сарая.
Между домом и амбаром Василий сделал навес и устроил под ним летнюю комнату. Посередине стоял большой стол, справа — высокий деревянный ларь для муки, слева на стене висела сбруя. Гости, сняв шапки и оставшись в одних тюбетейках, сели за стол. Здесь все дразнило аппетит: сдобные булки, печенье, копченое мясо, сыр на тарелках, масло, мед, сметана, всевозможные сладкие и горькие напитки. Василий с важным видом поднялся.
— Ну, дорогие гости, отведайте и наших праздничных кушаний. Попробуйте сыр. Он вкуснее и дороже сливочного масла. Это голландский.
— Хозяин, — Саадат хитро улыбнулся, — кажется, сыр приятнее есть после горькой водички?
— Верно, верно. Если разрешит молдоке, можем налить и горькой.
— Молдоке сказал, что тот, чьей руки коснулась свинья мордой, должен умыться водкой. Значит, можно.
— Мусульманину в праздничный день выпить водки в доме русского разрешается.
Поднялся смех.
— Ведь русский бог не против водки?
— Ешьте хлеб с медом и маслом. Попробуйте наши боорсоки, — потчевал Василий.
— Боорсоки ваши, оказывается, вкуснее меда и масла, хозяин, — подхватил Саадат, беря с тарелки пышку.
Из тонкого горлышка бутылки, булькая, потекла в стаканы водка.
— Ну, с праздником!
Щедрый хозяин потчевал гостей. Смех и разговоры не умолкали. Сапарбаю, который до этого никогда не пил водки, показалось, что синеющая напротив гора Орток начала двигаться. На дороге появилась орава мальчишек, которые бежали наперегонки. Следом за ними шли нарядные девушки и молодые женщины.
— Хватит сидеть, поехали дальше, надо всех знакомых поздравить с праздником, — сказал Сапарбай.
Всадники лихо проскакали через толпу девушек и молодух, один из джигитов шутя замахнулся на них плеткой, но сильная келин вырвала ее у парня. Все хохотали. Девушки смущенно посматривали на джигитов. Келин, возвращая парню плетку, шутила:
— До свиданья, душа моя! Много здесь посторонних глаз, а то бы…
— Я же не посторонний для тебя! Какое дело им до нас?!
— Ну что ж, ты прав…
— Да принесет тебе праздник радость!
— Поздно же ты вспомнил! — Келин звонко рассмеялась.
— Хоть и поздно, а все же не забыл.
— Прощай, милый!
Молодые всадники умчались, подстегивая коней плетками.
Мальчики верхом на двухлетках едут за гуляющими девушками и женщинами и разговаривают: