— Поедем туда, к верхнему аилу.
— Мой конь устанет.
— Эх, ты! Стыдно жалеть коня в большой праздник. Говорят, такая лошадь обязательно сдохнет.
— Кто говорит?
— Мулла!
— У тебя двухлетка?
— Нет, трехлетка!
— Что-то очень маленькая.
— Вот дурной!
— Думаешь, большая?
— Посмотри на ее шею! Она у нее намного длиннее, чем у твоей лошади. У кого ты взял ее?
— У Бердибая. Отец выпросил на один день.
— Как же Бердибай дал?
— Осенью буду помогать ему копнить сено. Э, а сам ты на чьей?
— Киизбая!
— Этот ведь тоже даром ничего не дает!
— Я должен день полоть у него лекарственный мак.
— Только один день? За такую двухлетку немного.
— Вы кого зарезали?
— Козу.
— Разве на курбан коз режут?
— А как же!
— Нет, на курбан режут только баранов.
— А если козу зарезать, что может случиться? Подумаешь, грех!
— Мулла говорит, что тот, кто на курбан зарежет козу, через волосяной мост в день киямата переехать не сможет.
— Неправда.
— Ты что, мулле не веришь?
— А вы кого зарезали?
— Кого же нам резать, если у нас ни коз, ни овец.
— Купили бы.
— Киизбай требует за овцу джинг опиума. А где мы его возьмем? Дюше, Курман и еще шесть человек сговорились и зарезали на всех одну корову. Моя мать пошла к ним. Если примут в долю, принесет мяса.
— А как же девять человек на одной корове будут переезжать волосяной мост? — удивился Абдиш.
— Мулла сказал, что одна корова считается за восемь барашков.
— Разве волосяной мост выдержит корову?
С утра ребята побывали во всех аилах и всех поздравили с праздником. Руки у мальчиков болели от поводьев, лошади их покрылись горячим потом. Устали девушки и келин, ходившие пешком по аилам.
Аксакалы, сидя на почетных местах в каждой юрте, рассказывали немало интересных былей и небылиц. Они не раз протягивали руки к большим деревянным чашкам, наполненным вкусным мясом, и с удовольствием ели его, запивая кумысом.
Немало бараньих копчиковых и бедренных костей было отделено от заплывающего жиром мяса и обглодано… Наевшись на целый год, аксакалы небольшими группами выезжали из аилов.
Было уже за полдень. Все мужчины аила Кюнчигыш собрались на двух холмах у дороги. Члены бюро комсомольской ячейки подъехали во главе с Саадатом, Осмолом и Сапарбаем к холму. Важно сидевший на лошади Саадат громко крикнул:
— Все в сборе?
— Кажется, все.
— Товарищи! Сегодняшний праздник возглавляет комсомольская ячейка аила Кюнчигыш. В оодарыше, борьбе и козлодрании будут участвовать самые сильные и ловкие комсомольцы. Порядок принят такой: комсомольцы двух ущелий будут состязаться друг с другом и покажут свою силу и ловкость.
— Скажи, какие вы наметили игры?
— Ты, Джакып, говори, не отделяй себя от остальных!
— Вы задумали, значит, и все игры будут ваши.
— Комсомол не делится на «ваших» и «наших». Ты брось ехидство!
— Никакого тут ехидства нет. Какие все-таки игры будут?
— Борьба силачей, оодарыш, козлодрание, скачки на двухлетках и трехлетках. Призы вручат комсомольцы. А потом женихи будут верхами догонять своих невест.
— Это интереснее всего, — заговорили парни.
— Осмон, наверное, первый погонится за невестой.
— А как же!
— Давайте и тыйын эниш!
— И аркантарттырмай!
— На призы раздобыли сто рублей, — продолжал Саадат, — и четыре куска маты; для кекберю купили козла у Касыма. За все надо отдать шесть фунтов опиума. Если разделить между комсомольцами, то на каждого придется один зээр.
— Саадат, скажи, пожалуйста, опиум отдавать сразу? — спросил один из стоявших с краю.
Со всех сторон раздались голоса:
— Как же мы можем внести сейчас?
— Может, отдать старую шапку отца?
— Соберете, когда начнем резать опийный мак, — успокоил Саадат.
— Ладно, столько опиума за один день мы сумеем собрать.
— Пусть начинаются игры!
— Организация вынесла решение, — сказал Сапарбай, — кто вовремя не сдаст свою долю опиума, будет исключен из комсомола.
— Отдадим!
— Если даже придется по два зээра с каждого, и то отдадим.
— Начинайте игры!
Смуглый паренек, в туго подпоясанной старой шубе, сидел на худенькой гнедой лошадке. Он раскрыл было рот, чтобы сказать, что слишком беден и не знает, где взять зээр опиума, но в это время все закричали, соглашаясь с решением бюро. Паренек робко проговорил: