На западном углу к конюшням прилегали жилища служащих. Кухни стояли возле столовых для служащих, за которыми следовало обширное и светлое помещение самого Луи Терразаса.
Здание заключало в себе также несколько кладовых и одну длинную темную комнату с толстыми степами и решетками на крошечных окнах. Эта комната служила карцером для провинившихся слуг.
— Я здесь одновременно и судья и присяжные, — пояснил дон Луи. — Чем я не адвокат? Люди же, которых я сужу, мои рабочие — пеоны. К чему для рабочего присяжные?
— А кто это такие пеоны, дон Луи?
— Пеон — это неисправный должник, попавший в слуги.
— А сколько времени обязан он прослужить, чтобы опять быть свободным хозяином?
— Пока он не уплатит своего долга. А этого никогда не бывает…
— Почему так? — спросил, удивленный Роберт и подумал в то же время: "Ну, а тебя-то с семейством кто же кормит, как не те же самые пеоны".
— Его долг увеличивается с каждым годом. Наши пеоны ведь отчаянные лентяи. Они никогда не зарабатывают того, что проедают. Когда же они умирают, они оставляют свой долг в наследство своим детям.
— Вы хотите сказать, что дети пеонов уже рождаются вашими должниками?
— Конечно. А как же иначе?
— А что, если они откажутся признать долг своего отца и не согласятся служить вам?
— Неповиновение? Бунт?
Дон Луи многозначительно пожал плечами.
— Так, значит, никто из них никогда не освобождается?
— Многие, не желая остаться рабами, уходят в горы. Если такие попадутся, их наказывают. Обыкновенно их удается поймать. Тс же, которых не поймают, становятся бандитами, — иных средств к жизни у них не остается!
— А много их убегает?
— Вообще пеоны убегают только в крайнем случае, ведь жизнь беглеца тоже несладка. Единственное, что они имеют в ней, это — свободу. Из Бачимба-ранчо их убегает немного. Они неохотно меня покидают, потому что я стараюсь быть справедливым, — это выгодно для самого же меня. Но есть и жестокие помещики, и у них всегда бывает масса недоразумений с пеонами. Они не позволили бы никому расспрашивать себя, как вы меня расспрашиваете. Вы видите, насколько я откровенен, дои Роберт.
И дон Луи улыбнулся.
— Вы были более чем терпеливы по отношению ко мне, дои Луи. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы мне побольше рассказали об условиях здешней жизни.
— Все, что хотите. Мне скрывать нечего. Это все делается согласно закону.
— А эти сбежавшие слуги, бандиты, как вы их называете…
— Мы можем их так называть между нами, но вы не должны их так называть в разговорах с посторонними. Гораздо благоразумнее именовать их так, как они сами себя называют, т. е. "горными братьями".
— В таком случае, пусть будут "горные братья". Я хочу спросить, где их можно увидеть?
— Совершите путешествие по горам. Вы сможете счесть себя счастливым, если их не встретите. Они живут в диких местах, из которых удобно совершать налеты на горные проходы. Они умно выбирают, на кого напасть. Нападают они обыкновенно на иностранцев и обычно знают, кто эти иностранцы. У них есть друзья во всех городах, и эти соучастники дают им заблаговременные сведения. Они редко нападают на ранчо, и поэтому во многих из них обращаются с горными братьями, как с желанными гостями.
— Но, наверно, ни одна гациенда не встретила бы приветливо своих сбежавших пеонов?
— Конечно, нет. Но и сбежавшие обычно уходят возможно дальше от той гациенды, где они работали.
— А горные братья посещают Бачимбу?
— Иногда, но не часто. Их очень мало в этой части страны. Большинство держится далеко к югу или западу. Но пойдемте в дом, нас уже, наверное, ждут обедать.
Обед уже был готов, и жена дона Луи пригласила Роберта в столовую. Этот обед был настоящим сюрпризом для юноши. Он убедился в том, что мексиканские гостиницы не могут служить примером. Суп из винных ягод был так вкусен, что ему хотелось попросить вторую тарелку; "тамали" из цыплят, "мецкладое" из овощей, перец с мясом, румяные мексиканские груши, наконец, "дульче" (конфеты) из груш, которыми вместе с кофе и папиросами закончили обед.
Все это было так вкусно и так красиво подано, что в конце обеда Роберт был готов заявить, что ни один пир не мог быть лучше этого испанского обеда, и только мысли о полуголодных пеонах, без отдыха работающих на эту беззаботную, полную удовольствий жизнь, омрачали его радостное настроение.