Среди сотрудников Гуковского был некто инженер И. И. Фенькеви. По национальности он был венгерец. Призванный на войну в качестве офицера в австрийскую армию, он попал в плен в Сибирь, где познакомился с Г. М. Кржижановским, старым другом и товарищем Ленина. Фенькеви, если не ошибаюсь, по убеждениям был социалист, но он не примкнул к note 27большевикам и остался — по крайней мере, пока я его знал — беспартийным. Благодаря Кржижановскому он и был командирован в Ревель. Но Гуковский не давал ему ходу. Познакомившись с ним, я включил его в мой штат и сделал его заведующим транспортным отделом. И он оказался очень полезным в этой роли, поставив дело транспорта на надлежащую высоту.
Таким образом, почти сразу же по моем прибыли в Ревель моими ближайшими сотрудниками и явились эти заведующие отделами:
П. П. Ногин — главный бухгалтер, И. Н. Маковецкий — управдел,
И. И. Фенькеви — заведующий транспортным отделом и В. — заведующий коммерческим отделом.
Скажу кстати, что первые три ( с В. мне пришлось быстро расстаться) оказались людьми высоко честными, и я с глубокой признательностью вспоминаю об их работе и возникших вскоре между нами дружественных отношениях, работе честной и подчас самоотверженной. И это они дали мне силы вынести на моих плечах "Ревель" с Гуковским и его закулисными "уголовными друзьями". В дальнейшем у меня появились и другие ценные сотрудники, но близкими, связанными со мной общим пониманием задач и целей нашей работы, оставались эти трое… Ипполита Николаевича Маковецкого уже нет в живых, но я всегда поминаю добрым словом время его совместной работы со мной…
Уже на второй день моего пребывания в Ревелея, несмотря на все препятствия и сознательно вносимые помехи, начал свою работу. Позволю себе сказать, что, как упомянутые мною трое моих сотрудников - друзей, так и я, работали, не считаясь часами. Наш рабочий день начинался обыкновенно в семь (иногда и раньше) часов утра и, с перерывом для обеда, тянулсяnote 28до часа, двух и трех часов ночи, а иногда и дольше..
На второй же день ко мне явился Эрлангер. Держал он себя очень приниженно.
— Могу я просить вас, Георгий Александрович, — сказал он, подавая какие то бумаги, — подписать пролонгацию четырем поставщикам… Здесь все помечено…вот здесь нужно пролонжировать на месяц… здесь…
— У вас все помечено? — спросил я, перебивая его. — Ну, так оставьте эти бумаги, я рассмотрю и потом позову вас…
— Да, но осмелюсь заметить, что поставщики ждут здесь…
— Ну, да, я вот и сказал, я рассмотрю и тогда вас позову…
Я внимательно просмотрел все относящеесяк этим поставщикам документы и убедился, что лишь в одном случае поставщик заслуживал продления срока поставки, остальные же трое запоздали по собственной вине и потому должны были платить установленную неустойку.
Вызвав Эрлангера, я ему сказал о своем решении:
— Вот этому поставщику, предоставившему акт об аварии парохода, на котором находились наши грузы, я даю пролонгацию. А остальные трое не имеют на нее права…
— Слушаю-с… Вы мне позволите бумагии этихтрех поставщиков.
— Нет, эти бумаги останутся у меня, — ответил я.
— Но они мне нужны, — возразил Эрлангер. — Я попрошу Исидора Эммануиловича подписать им пролонгации.
note 29— Ах, вот это, — рассмеялся я над этой наивной наглостью. — Оставьте их у меня… эти не получат пролонгации…
Он почтительно вышел. А через минуту ко мне вошел Гуковский и стал настаивать на пролонгации. Я категорически отказал.
— Да, но я согласен, горячо возразил Гуковский. — Эти поставщики не виноваты в задержке… это пустая формальность…
— К сожалению, вы и ваши поставщики вспомнили об этой "пустой формальности" спустя две недели и больше по истечении сроков… Я не подпишу…
— Так дайте мне, я подпишу, — сказал Гуковский.
Конечно, я отказал. Настояния и, по обыкновенно, угрозы доносом и воздействием на меня "уголовных друзей". Я выношу все и после часа, затраченного им на эти угрозы и настояния, он с новыми угрозами уходит, с сердцем захлопнув дверь… А через день или два он приходит ко мне и читает очередное письмо - донос Крестинскому (с копиями Чичерину, Аванесову и Лежаве), которое он отослал с "сегодняшним курьером"….
— Вот увидите, вам влетит за это… влетит… возьмут карася под жабры, хе-хе-хе… не отвертитесь…
В тот же день Гуковский опять приходить комне.С ним какой то "джентльмен".
— Вот позвольте вам представить, Георгий Александрович, — это наш лучший поставщик, господин Биллинг, к которому вы можете относиться с полным доверием.
Мне уже известно это "почтенное" имя — это брат жены Эрлангера, которого Гуковский сделал note 30универсальным поставщиком. Я вспоминаю это знаменитое имя. Это был поставщик, через которого должны были проходить все поставщики, уплачивая ему установленную "законом" комиссию, иначе поставщики, несмотря ниначто, не получали заказа…
— Очень счастлив представиться, Георгий Александрович, — говорит, низко кланяясь Биллинг. — Надеюсь, что и вы не обойдете меня своими милостями… надеюсь, что все останется по старому…
С отвращением говорю несколько любезных слов, торопясь закончить этот визит.. И они оба, Гуковский и Биллинг, уходят.
Попозже в тот же день я говорю Гуковскому.
— Напрасно вы представляете мне Биллинга. Я ведь знаю, что он представляет собою, этот зять Эрлангера… Он у меня не будет иметь заказов…
Гуковский возражает, уверяет, что это честнейший человек, очень полезный… Я слушаю, удивляюсь этим лживым и таким ненужным уверениям: ведь Гуковскому известно, что я отлично знаю всю подноготную исключительного положения, занимаемого этим "поставщиком", и что я сейчас же могу уличить его во лжи…
Но он продолжает уверять…
И в тот же день Гуковский звонит мне по внутреннему телефону:
— Георгий Александрович, — слышу я, — у меня сидит господин Сакович (если не ошибаюсь в фамилии), это первый ревельский банкир… он хотел бы представиться вам… Можете вы его принять… Ну, так он идет сейчас к вам.
И ко мне входит этот "первый банкир". Это избитый, как пятиалтынный, тип биржевого зайца, молотящего на обухе рожь. Он представляется и сейчас же note 31начинает уверять меня в своей значимости, в своем влиянии на бирже, во всех банках…
— Мы с Исидором Эммануиловичем в самых лучших отношениях, — рекомендуется он. — Чуть что, и я веськ услугам ИсидораЭммануиловича, — подчеркивает он. — Надеюсь, и с вами мы будем друзьями…
Он говорит, а я слушаю и гляжу на него, на его лицо, в его глаза, и мне вспоминается мой любимый Салтыков с его злыми характеристиками: «… на одной щеке следы только что полученной пощечины, а на другой завтра будут таковые же…»
— Так я надеюсь, Георгий Александрович,что вы не обойдете меня с вашими банковыми поручениями… Только позвоните, и я у вас…
— А как называется ваш банк? — спрашиваю я. Этот естественный вопрос его смущает он, начинает вертеться в своем кресле. Уверенный тон исчезает и он отвечает мне с какими то перебоями:
— У меня, видите ли, Георгий Александрович, у меня… собственно, банка нет… Я директор банка "Шелль и Ко.", директор разных других банков… Все, что вам угодно… все операции… по обмену валюты… наивыгоднейший курс… по выдачам авансов… аккредитивные операции.. Извольте только обратиться ко мне… в пять минут все будет устроено…
— Значит, я могу обращаться к вам в банк "Шелль и Ко.".
— Извольте видеть… лучше прямоко мне… так мы всегда с Исидором Эммануиловичем делали… они позвонят мне… и через пять минут все готово.. и на лучших условиях…