Я очнулось (в данных обстоятельствах одно это уже заслуживает внимания). Место, где я очутилось, показалось мне настоящим дворцом. Два масляных фонаря с бутылочно-зелёными стёклами мягко освещали затейливые украшения комнаты, мебель которой составляла только широкая кровать, застеленная относительно мягко и чисто. Надо мной озадаченно склонилась женщина лет сорока, с очень пышными формами и кричаще-ярким нарядом. Косметика на её лице была размазана, как будто она не успела до конца её смыть, а высветленные волосы накручены на бумажки – должно быть, она уже собиралась спать, когда услышала мой слабый стук.
Я приподнялось, оперевшись на локти и увидело любопытные лица ещё нескольких совсем молодых женщин, пытавшихся разглядеть меня через дверную щель, перешёптывающихся и отпихивающих друг друга.
- О, вот ты и очнулось! – обрадовалась та, что наклонилась надо мной.
- Очнулась, - вяло ответило я. Почему-то мне не хотелось, чтобы они узнали, что я такое.
- Не утруждайся. Я тебя вымыла, пока ты было в отрубе, потому что от тебя несло, как из помойки.
- Спасибо, - искренне поблагодарило я. А женщина между тем продолжала:
- Тебе придётся следить за собой, милочка, если хочешь работать у меня. Мои девочки должны поддерживать репутацию заведения.
Я не поняло, о чём она говорит, но решило не спорить. Думаю, найти работу будет очень кстати, так что пока всё складывается как нельзя более удачно. Не знаю, что мне придётся делать, но это и не важно: вряд ли что-то более унизительное, чем на выставке уродцев. Да и выглядят здесь все довольно дружелюбно. Даже когда мне объяснили, в чём состоит моя новая профессия, моё решение не поколебалось. По крайней мере, даже узнав, что я, меня не собираются выгонять. Я буду получать немного денег и смогу уйти, когда захочу. Так я предполагало.
Хозяйка публичного дома (будем называть вещи своими именами) сначала была в восторге, что наткнулась на меня. Она была уверена, что такое удивительное существо, как я, станет изюминкой её заведения и привлечёт много новых клиентов. Однако подобных гурманов почему-то было не много. Если точнее, нашлось всего двое, один из которых, в итоге, сильно избил меня, а второй отказался платить. Возможно, дело в том, что мы обслуживали достаточно небогатый район столицы, где вкусы большинства жителей в данном вопросе были весьма консервативны, если не сказать – примитивны. Меня опасались и смотрели с брезгливостью. Когда хозяйке это надоело, она разжаловала меня в уборщицы.
Днями и ночами я драило полы и стирало замаранное постельное бельё и одежду «девочек». Я постоянно чувствовало себя усталым и разбитым, спина болела от постоянного согнутого состояния, руки покраснели, а пальцы стали распухшими и узловатыми. Иногда порядком поднабравшиеся посетители (на первом этаже приютилась небольшая таверна) лапали меня или отвешивали пинка, чтоб не мешалось под ногами – в зависимости от того, принимали меня за пацана или девчонку.
Но я не жаловалось. У меня была койка в общей спальне и возможность купить еду. Это вполне удовлетворяло мои более чем скромные потребности. Не знаю, долго ли продолжалось бы подобное существование, если бы кто-то не разболтал о моей непохожести на других. По всей округе ползли разные нелицеприятные слухи. Мне даже приписали некоторые мелкие преступления, которые совершались в этой части города чаще чем смена дня и ночи, и уж конечно обвинили во всех смертных грехах. Люди, с которыми я даже не пересекалось, заявляли, что им противно жить в непосредственной близости от подобной нечисти.
Я ничего этого не знало, пока однажды, когда я шло с рынка с корзиной продуктов для перекуса девочек и закусок в таверне, на меня не напали. Началось с того, что кто-то узнал меня и крикнул что-то оскорбительное. Я не отреагировало и пошло быстрее, надеясь скрыться в спасительных дверях заведения, ставшего мне почти домом. Но было поздно – мне преградили дорогу, со всех сторон полетели обломки тротуарной плитки и мусор с ближайшей помойки. Чья-то рука схватила меня за шиворот и подняла в воздух, а несколько быстрых жестоких ударов застали врасплох. Ещё несколько десятков прохожих, привлечённые шумом, образовали небольшую толпу, которая несомненно разорвала бы меня в клочья, если бы я попыталось сопротивляться. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как терпеливо сносить наказание. Наказание за то, что я существую.