— Ладно, хорошо, спасибо, — отвечал я, а сам ощущал неприятный осадок.
Разрушил трогательную атмосферу, наверняка испортил к себе отношение — ко мне со всей душой, а я с такими неоднозначными вопросами, — да и неловко как-то стало. И мне, и Хлое.
— Уже вечер, так что нашему гостю уже наверняка пора домой, — сказал Майкл, разогнав тишину в комнате.
— А… Э… Да, пожалуй, пора, а то поздно. Рад был пообщаться.
Я расстроено встал, неуклюже попрощался с Хлоей и пошёл к выходу. Вот и поговорили, называется.
— Я провожу тебя до остановки, — сухо сказал Майкл, бесшумно выйдя со мной на улицу.
Мы молчали. Майкл шёл впереди — причём так, словно был в полном одиночестве, — а я плёлся позади и, чем дольше смотрел на его могучую спину в однотонной, бежевой толстовке, тем больше поражался занятной мысли: он шёл совершенно бесшумно. Ни шагов, ни шелеста одежды, ни шуршания опавшей листвы под ногами не было слышно. Он словно слился с уличной тишиной. Неудивительно, что я не почувствовал его присутствия за спиной: он словно призрак.
Майкл глухо вздохнул и тихо сказал:
— На самом деле я хочу кое-что сказать тебе. Сейчас я очень рискую, но делаю это, чтобы потом проблем не было.
Я напрягся. Неужели всё-таки соврал про кольцо?
— Всё настолько серьёзно?
Майкл еле заметно кивнул, огляделся по сторонам и, мотнув головой в сторону, сказал:
— Пойдём в другое место, чтобы никто не услышал.
Он повёл меня мимо домов, вдоль главной дороги, прочь от школы и магазинов, к безмолвному парку, а я напряжённо гадал, что такого серьёзного могло произойти. Сдал в ломбард? Перепродал? Сплавил за границу? В каждой новой идее здравого смысла становилось всё меньше и меньше: кому вообще сдалось это дешёвое кольцо? Вскоре мы остановились у лавочки с видом на маленький искусственный пруд — довольно унылое место, надо признать, — и Майкл вновь настороженно осмотрелся и прислушался к робкому шелесту листвы и стрекотанию сверчков.
— Здесь подойдёт… — долетело до меня его тихое бормотание.
— Так что там насчёт ко…
Я не договорил: Майкл развернулся, схватил меня за грудки и прижал к стволу дерева.
— Слушай меня внимательно, — процедил он сквозь зубы. Раздул ноздри, нахмурился и смотрел на меня сверху вниз таким хищным взглядом, что я сразу понял, шелохнусь или хоть звук издам, и мне пиздец. — Я рад, что ты жив-здоров, но разгуливать здесь с пирогами не должен. Хочешь в проблемы вляпаться? Пожалуйста! Только меня в это дерьмо не тяни. Понял?
Он встряхнул меня за ворот и ещё сильнее прижал к дереву. Сухая кора впивалась в израненную спину, резкая ноющая боль отдавалась во всём теле, и накрывал страх, что я отключусь или вообще задохнусь: Майкл держал меня так сильно, что я не мог вздохнуть.
Он ещё раз дёрнул за ворот и, не сдерживаясь, ещё раз прокричал вопрос мне в лицо. Я утвердительно закачал головой и примирительно поднял руки. Был готов сделать всё, что угодно, лишь бы снова вздохнуть.
Я видел в темноте его разъярённое лицо, видел, как он блестящими от злости глазами пристально смотрит на меня, словно хочет задушить, для верности свернуть мне шею и скинуть в этот чёртов пруд… но, тряхнув ещё раз, звучно выдыхает и наконец отпускает.
С груди словно сняли огромный валун, а из кожи вытащили тысячи иголок — я еле стоял на ногах и жадно глотал холодный воздух. Перед глазами всё плыло, но я отчётливо слышал, как Майкл глубоко вдыхал и выдыхал через рот.
— Как… как у тебя из-за меня могут появиться проблемы? — держась за больное горло, хрипя, спросил я и посмотрел на Майкла: он сидел на скамейке и, закрыв ладонями нос и рот, смотрел на воду.
— Очень просто. На раз-два. — И, помолчав, пробормотал: — Я их не боюсь, но проблемы будут большие…
— Кого «их»? — Я ничего не понимал и был в полном замешательстве. — У этих «их» моё кольцо?
— Какое, блять, кольцо? Чувак, ты совсем идиот, что ли? — вспылил Майкл, раздражённо посмотрел на меня и замер.
Вот это уже интересно. Только сейчас я понял, что Майкл говорил не о кольце, а о нападении на меня, а Майкл признал, что это он идиот, обескураженно откинулся на скамейке и закрыл лицо руками.
— Значит, ты знаешь, что со мной произошло?..
— Заткнись, — гаркнул Майкл. — Я всё равно ничего не собирался тебе рассказывать. Это не твоего ума дело. Так что просто сиди тихо и не высовывайся. Ищи дальше своё колечко и радуйся жизни.
— Ты издеваешься? Как можно радоваться, когда ты такое ляпнул? Ты понимаешь, насколько абсурдно это звучит?
— Ты не понимаешь. Знаешь как говорят? Меньше знаешь — крепче спишь. Вот и не лезть во всё это.
— Лезть во что? — упёрто спросил я, повысив голос, встал с колен и подошёл к скамейке, пока Майкл молча смотрел на пруд. — Я даже не знаю, чего или кого мне опасаться. Может, я уже влип по уши, просто не знаю об этом! Я же… Я же сюда три дня подряд ездил, чтобы твой блядский адрес достать! — И зашипел на застывшего в одной позе Майкла: — Ты понимаешь, что сейчас мне всю жизнь испортил?
— Не преувеличивай. Тебе лишь нужно напиться до беспамятства и забыть всё. Это не твоё дело и не моё дело, вот давай по-тихому и разойдёмся.
Он говорил это слишком спокойно, даже отрешённо, отчего я закипал ещё сильнее.
— Ну да, действительно, шикарный план, — ворчал я. — Нужно лишь напиться, чтобы забыть, что я недавно чуть не умер, а ты трясся от страха и заявил, чтобы я залёг на дно! Просто, блять, божественно.
Повисла тишина. Жуткая тишина, которую я не мог прервать: уже не было сил кричать и злиться, не было сил даже переварить всё, что произошло, или просто истерически кататься сырой земле. Я был опустошён. Я догадывался, что всё плохо, — сама ситуация говорила об этом, — но не ожидал, что настолько. Теперь я, загнанный в минный угол, стоял под дулом дробовика. Один неверный шаг — тут же либо выбьют мозги, либо разорвут на ошмётки. Это пугало и бесило. До слёз.
— То, что рассказала Хлоя, — правда. Но она не знает, что до этого рядом с тобой уже кое-кто был. — Майкл по-прежнему смотрел на блестящую гладь пруда, только его голос теперь звучал тихо и дрожал. — Их-то нам и нужно опасаться.
Он решил мне рассказать? Как мило. Только меня это теперь совсем не волновало. Я неспешно сел на лавочку рядом с Майклом, уставился на пруд — безмятежную, мрачную лужу — и опустошённо спросил:
— Ты их знаешь?
— Знаю. По крайней мере, одного из них точно. Только я ничего тебе о них не расскажу.
— Покрываешь их? Значит, ты соучастник.
Майкл покосился на меня, и я увидел его лицо — лицо, на котором написано, что он больше не понимает, что делать, и просто хочет, чтобы всё закончилось.
— Как думаешь, если бы я был их соучастником, то отвозил бы тебя в больницу и пытаться предупредить? Я ничего не скажу ради своей безопасности.
— Хорошо, я понял. Тогда ты знаешь, зачем они на меня напали, да?
— Это сейчас не так важно. — Майкл вновь уставился на воду. — Сейчас важно, чтобы о тебе здесь никто не узнал. Ты был в тяжёлом состоянии, поэтому они вполне могли решить, что ты не выжил. По крайней мере, я на это надеюсь. Так что, пожалуйста, не приезжай сюда больше. Хотя бы ради себя. Хорошо?
Не помню, как и когда вернулся домой: всё как в тумане. Когда переступил порог Уилсонов, я не видел и не слышал ничего вокруг, просто плёлся в свою комнату. Я знал, что Марта окликнет меня, выглядывая из кухни, а Гордон посмотрит поверх газеты мне в след. Но я не хотел их видеть. Особенно Гордона. Это из-за него я теперь погряз в мутной истории.
***
— Спрошу прямо. — Детектив Ли бросил на стол папку документов и чёрный мусорный пакет, уселся напротив, достал из внутреннего кармана пиджака уже знакомые блокнот с ручкой и уставился на меня своим тяжёлым безжизненным взглядом. — Мистер Стив, вы что-нибудь вспомнили?