— У тебя, верно, на душе какая-нибудь неприятность, или, может быть, болят зубы? — спросила миссис Кук.
— Не болят у меня зубы, — пробурчал Чарли.
Он сидел с мрачным видом, угрюмо уставившись в пол, и несмотря на все усилия, ни миссис Кук, ни Эмма, не могли добиться, что с ним? Он говорил только, что не желает никого обременять своими неприятностями; его девиз— "пусть каждый сам справляется со своим горем".
Он не вспылил даже тогда, когда Джордж Смит предложил Эмме пойти с нею в театр вместо Чарли, и если б в это дело не вмешалась миссис Кук, то Джорджу не пришлось бы раскаяться в своих словах.
— Театры не для меня, — простонал Чарли, — кажется, скорей я попаду в тюрьму, чем в театр.
Миссис Кук и Эмма взвизгнули в один голос, а Сарра-Анна проделала свою первую истерику, и притом очень хорошо, принимая во внимание, что ей только что исполнилась пятнадцать лет.
— В тюрьму!.. — воскликнул старик Кук, как только удалось им успокоить Сару-Анну лоханью холодной водой, которую догадался принести маленький Билль, — в тюрьму! А за что, собственно?
— Вы бы не поверили, если б я вам сказал, — ответил Чарли, поднимаясь, — и кроме того, я не хочу, чтобы вы обо мне думали хуже, чем это есть на самом деле.
Он скорбно покачал головой и исчез раньше, чем они успели его остановить. Старик Кук кричал ему что-то вдогонку, но безуспешно, остальные бросились в чулан за водой, на сей раз для Эммы.
На следующее утро миссис Кук отправилась к Чарли, но не застала его дома. Они решили, что с ним случилось неладное, но вечером он по обыкновению явился к ним. Вид у него был еще более несчастный, чем в предыдущие дни.
— Я заходила к тебе сегодня утром, но тебя не было дома, — сказала миссис Кук.
— Я почти никогда не бываю дома, — ответил Чарли, — мне нельзя— опасно.
— Почему? — спросила миссис Кук, ерзая от волнения на стуле.
— Если б я вам сказал правду, то вы потеряли бы свое, хорошее мнение обо мне.
— Ну, не так-то много его уж и осталось, — заметила миссис Кук, вспылив.
Чарли ничего не ответил, и когда, наконец, заговорил, то обратился не к ней, а к старику, и притом с таким подавленным видом, что у всех присутствующих сжалось сердце. Он почти не обращал внимания на Эмму; когда же миссис Кук заговорила опять о мелочной лавке, то он заявил, что лавка эта достанется не ему, а более счастливому человеку.
К тому времени, когда они сели ужинать, у них было такое же угнетенное настроение, как и у самого Чарли.
Из его намеков они поняли, что полиция ищет его, а миссис Кук в третий и последний раз (но на самом деле, это был скорее сто третий) спросила его, какое именно преступление совершил он, как вдруг у входной двери неожиданно раздался такой резкий стук, что старик Кук и маленький Билль одновременно порезали себе рты.
— Есть тут кто по имени Эмма Кук? — спросил мужской голос открывавшего дверь Билля.
— Она вон там, — ответил мальчик.
Вслед за ним в комнату вошел Джек Бэйтс,
но, увидя Чарли Тэгга, отскочил назад.
— Га, ты здесь, а?! — воскликнул он, мрачнее тучи глядя на Чарли.
— В чем дело? — резко спросила миссис Кук.
— Не надеялся я иметь счастье встретиться с тобой, голубчик мой, — сказал Джек, не спуская глаз с Чарли и продолжая строить физиономии, — а кто из вас будет Эмма Кук?
— Меня зовут мисс Кук, — резким тоном проговорила Эмма, — а что вам нужно?
— Отлично, — сказал Джек Бэйтс, глядя в упор на Чарли, — может быть, вы сделаете мне любезность и повторите вашу ложь в присутствии этой барышни?
— Это не ложь, а правда, — сказал Чарли, опустив глаза в свою тарелку.
— Если кто-нибудь сию же минуту не об'яснят мне в чем дело, то я не отвечаю за себя, — воскликнула миссис Кук, поднимаясь.
— Этот человек, — сказал Джек Бэйтс, указывая на Чарли, должен мне семьдесят пять фунтов стерлингов и не платит. Когда я требую у него деньги, он заявляет, что они находятся у одной особы, за которой он ухаживает, и что получить их от нее он не может.
— Деньги у нее, — проговорил Чарли, не поднимая глаз.
— За что, собственно, ты ему должен?
— Я одолжил Чарли эти деньги — ответил Джек.
— Одолжил?! Для чего? Чего ради? — воскликнула миссис Кук.
— Да просто потому, что я дурак, — сказал Джек Бэйтс, — мягкосердечный дурак. Как бы то ни было, мне надоело, я устал требовать свои деньги, и если он не вернет мне их сегодня, то я обращусь в полицию.
Он опустился на стул, с решительным видом натянув шляпу на один бок; остальные же сидели и молча смотрели на него, точно не знали, что сказать.