Старе Място - под непрерывным обстрелом, уничтожаемое, охваченное пламенем - упрямо не сдается.
Однажды вечером Казик, Грайек, Иосеф Сак, Крыся и Ирка направились на улицу Лешно проведать оставшихся там девушек и заодно наметить канал для отступления. Но в эту ночь немцы отрезали Старе Място от улицы Лешно, и мы до конца восстания уже не видели больше наших товарищей.
Все новые еврейские бойцы присоединялись к нам, и наше подразделение росло. Мы формально числились во взводе и роте, но все-таки составляли отдельную группу. Многих из нас связывали давние товарищеские отношения, многих сблизил путь страдания, общие переживания и идеи. Мы старались не расставаться, быть вместе всегда, а в минуты опасности братски заботились друг о друге. Мы жили коллективом: получали на всех вместе паек из полевой кухни и делили его поровну, также делили папиросы, белье и др. Мы жили одной семьей, в тесном кругу.
И квартира была у нас общей, но она никогда не была постоянной. Возвращаясь с позиции после двенадцати часов на посту, мы часто находили развалины там, где намеревались поспать. Так кочевали мы с места на место, с улицы на улицу. С улицы Подвале перешли на Фрета, оттуда в какой-то магазин на улице Свентоерской. Там мы пробыли недолго: в магазин попала мина, и мы только чудом спаслись. Пришлось вернуться на улицу Фрета, а назавтра мы снова бежали на Свентоерскую.
Идя на позицию, мы знали: вернуться, может, и вернемся, но квартиру свою уже не найдем, потому мы таскали за собой все свое добро: полотенце, мыло, зубную пасту. Одежду мы в случае необходимости доставали довольно легко: сбегаешь в покинутый дом, поищешь в оставленных вещах, что тебе нужно, бросишь свое старье и пойдешь дальше.
День идет за днем. Но и в день, когда нам не приходилось кочевать с места на место, не было покоя. Мы предпочитали оставаться на позиции
- враг не бомбил их, чтобы не попасть с своих, - чем сидеть в домах, представляющих прекрасную цель для тяжелых бомб, пробивавших насквозь, сверху донизу.
Наша группа была открыта для каждого еврейского бойца. Не раз слышали мы, как другие солдаты хвалили нашу группу, удивлялись нашим братским отношениям.
Особенно привязался к нам поручик Витек, командир нашей роты. Он был не только нашим командиром, но и товарищем. Свободное время он проводил с нами. Мы крепко подружились.
Поручик Витек был одним из лучших людей Армии Людовой и верным ее солдатом. Воспитанник коммунистического молодежного движения, он был человеком твердых убеждений, свободный от предвзятого отношения к евреям, ценивший человека прежде всего за его качества. Его характер и поведение оказывали не меньше влияния на людей, чем его приказы. Он не страдал обычной для военачальников болезнью - командирской строгостью, и даже чувствовал себя неловко в роли начальника.
Как человек из народа, он не ставил никаких преград между собой и подчиненными, но в то же время следил за четким выполнением заданий. Когда этот высокий, темноглазый парень, с серьезным лицом, шел своей простой, раскачивающейся походкой, нам казалось, что перед нами еврейский парень из ешибота. Некоторые наши ребята называли его "халуц" (пионер, первопроходец.) И он был достоин этого прозвища.
С Витеком мы не расставались и после поражения восстания. Он скитался вместе с нами, хотя с евреями было опаснее. Его и нескольких других товарищей мы на время потеряли из виду, но потом нашли и были с ними до самого дня освобождения. Через несколько дней после взятия Варшавы Красной Армией поручика Витека убили польские фашисты.
НАСТУПЛЕНИЕ
В темную ночь, примерно, в двенадцать часов, нашему подразделению было приказано занять позицию на улице Фрета, 16. С нами шли и другие подразделения Армии Людовой, в том числе и те, которые отличились в боях за Волю. Нам выдали больше снаряжения и даже заменили оружие на лучшее. Прибыло и санитарное подразделение. Ясно: мы идем в наступление. Произошло какое-то изменение в тактике, мы не ограничиваемся обороной. Но где именно начнется наступление?
Вскоре прибыл капитан Конрад, и под его командованием мы выступили в поход. Мы шли по пустынным улицам, натыкаясь на развалины, пробираясь через проходы и щели. Горящие дома освещали нам время от времени дорогу, и снова воцарялась темнота.
Фонарики зажигать нельзя, мы идем ощупью. Иногда сквозь дым сверкнет то тут, то там звезда. В темноте, в дыму натыкаемся мы на камни, заборы, падаем, подымаемся, израненные осколками стекла и ржавым железом, и идем дальше.
Наконец мы остановились у какой-то развалины. Капитан Конрад отдает последние распоряжения. Он был немногословен, очень серьезен. "Метров пятьдесят отделяет нас от насыпей на берегу Вислы, где находится немецкая позиция, - сказал капитан. - Задание - незаметно подобраться к насыпи и уничтожить немецкую охрану". Нас разделили на группы, каждой из которых было дано задание, указано место сбора и направление.
"В бой!" - и группы двинулись в заданном направлении. Мы шли на цыпочках, ползли ползком и снова продвигались вперед. Вокруг была мертвая тишина, которую ничто не нарушало, кроме далеких отзвуков замирающих стычек на других улицах. Эти отзвуки как бы прикрывали наше движение: они заглушали шорохи, которых при всей нашей осторожности, нельзя было избежать.
Недалеко от насыпи немцы почуяли нас и открыли довольно сильный огонь. Наши группы начали стрелять, бросали гранаты и даже строчили из тяжелых пулеметов. Немцы вынуждены были прекратить огонь с вершины насыпи, а когда оказались за ней, - то мы уже были у ее подножья, и теперь их стрельба не была уж так страшна: пули пролетали мимо и падали далеко от нас.
Мы стояли у подножья насыпи и бросали гранаты, самые отчаянные из нас карабкались наверх к вершине и стреляли оттуда в немцев, а те отвечали, не целясь. Велика была наша радость, когда один из наших ребят вернулся с трофеями: он приволок пулемет и ящик с боеприпасами, которых немцы не успели захватить с собой, когда отступали с вершины насыпи. Эта удача подбодрила нас. Мы смогли усилить огонь.
Немцы стали пускать световые ракеты, которые освещали все вокруг. Мы прижимались к земле, старались слиться с ней. Когда свет гас, мы вновь поднимали головы и продолжали стрелять, и тогда вновь взвивались ракеты и сыпались на нас гранаты.
Из-за этих гранат было невозможно удержаться у подножья холма. Мы начали отступать, немцы нас преследовали. Этот отрезок пути, который нам предстояло преодолеть ползком и длина которого была всего-то несколько десятков метров, казался нам бесконечным. На нас градом сыпались осколки гранат, не знаю, каким чудом мы остались живы.
Вырвавшись из огненного шквала, мы потные, грязные, поднялись на ноги и двинулись к нашей базе. На обратном пути я заблудился в развалинах. Наткнулся на разрушенный дом, без крыши. В темноте провалился в какую-то яму и не знал, как выбраться. Ничего не видя перед собой, я карабкался вверх, но отрывался и падал еще глубже. Я ждал, может, кто-нибудь случайно вытащит меня отсюда, но я шел замыкающим, и никто не заметил моего отсутствия.
Тут налетела эскадрилья английских самолетов, которые должны были сбросить оружие повстанцам. В хвостах самолетов горели цветные лампочки. Пролетев над развалинами, они на минуту осветили их. Я огляделся вокруг и нашел выход. Казалось, судьба специально послала мне эти самолеты. Благодаря им, я выбрался из этой ямы, разбитый, но довольный.
На базу я попал с опозданием. Товарищи думали, что я погиб, и смотрели на меня, как на выходца с того света.
УЛИЦА ФРЕТА 16
Дом No 16 на улице Фрета, в котором родилась Мария Склодовская-Кюри, стоял один, почти не поврежденным, в самом сердце разрушенного Старого Мяста. Будто заколдованный, защищенный высшей властью, более сильной, чем немецкие снаряды, разрушавшие старые, добротные дома в Старом Мясте.
Но дом этот был не только исторической достопримечательностью: он сыграл важную роль и в наше жестокое время. Он был теперь не просто памятным для научного мира местом, а памятником славы борцов. Здесь находился штаб Армии Людовой. Отсюда командование руководило боевыми действиями, отсюда тянулись нити ко всем позициям, ко всем повстанцам и ко всем тем, кто связал свою судьбу с судьбой восстания.