Дом этот стал и могилой штаба. Было это 26 августа. Днем появились в небе самолеты. Как всегда свист падающих бомб действовал на нервы сильнее, чем сами взрывы, но на сей раз, видно, были сброшены тяжелые бомбы и в таком количестве, что все на земле пришло в движение. Даже в глубоких подвалах люди не могли устоять на месте и вынуждены были держаться друг за дружку.
Немецкие летчики целились в дом на Фрета, 16. Дом был полностью разрушен, и под его обломками были похоронены десятки жителей и почти весь штаб Армии Людовой, который собрался как раз в это время там.
Уничтожение дома No 16 на улице Фрета и гибель штаба потрясли население столицы и были жестоким ударом для армии. Конечно, еще до этого было ясно, что дни Старого Мяста сочтены. Мы видели, что ряды наши редеют, а жертв становится все больше. Небольшая территория была густо населена - к местным жителям прибавились беженцы со всех концов Варшавы - и служила прекрасной мишенью для врага. Каждый немецкий снаряд попадал в цель. Боеприпасы кончились, запасы воды и продуктов были ничтожны, поэтому не было никакого смысла держаться на этом острове смерти, каким стало Старе Място. Но нам некуда было отступать, и только безысходность заставляла нас оставаться здесь. Гибель штаба на улице Фрета была новым доказательством того, что иссякают последние силы. Правда, место погибших членов штаба заняли активисты и офицеры, но военная организация была в сущности подорвана.
Командование Армии Людовой и Армии Краевой пыталось 26 и 27 августа организовать планомерное отступление из Старого Мяста. Мы продолжали удерживать свои позиции только для того, чтобы выиграть время: никакого другого смысла в этом уже не было.
Все наши мысли были заняты поисками выхода. Это стало нашим единственным стремлением, и каждая искра надежды на успех была как удар током. В тот момент мы не думали, что исход из Старого Мяста - только минутное счастье и что "рай" где-то "там" очень скоро тоже станет адом. Мы не в состоянии были думать об этом. В минуты отчаяния иллюзия может поднять дух, как и реальная удача.
Исход из "Старувки" (Старого Мяста) - это было магическое слово, державшее в напряжении бойцов и жителей, надеявшихся выйти вместе с нами. Об этом говорилось шепотом, из уст в уста по секрету передавались слухи, но толком никто ничего не знал. Мучила мысль: сможем ли выбраться их этих развалин?
Не покончат ли с нами немцы раньше, чем мы успеем уйти?
В развалинах дома на Фрета, 16, среди трупов, которые мы откопали, мы нашли тело Анатоля (Менаше) Матывецкого, которого все знали как поручика Настека (после освобождения польское правительство присвоило ему чин майора).
С именем Настека связана целая глава в истории революционной борьбы до войны и подпольной деятельности во время войны. Он был активным деятелем ППР. Он достоин того, чтобы рассказать о нем подробнее.
Человек с горячим еврейским сердцем, Настек не мог ограничиться лишь работой в польском подполье. Его беспокоила судьба евреев, скрывавшихся на арийской стороне. Десяткам евреев помог он, обеспечивая их всем необходимым.
Он был активным деятелем Еврейского национального комитета. Все его встречи с доктором Берманом и Ицхаком Цукерманом были связаны с планами помощи уцелевшим евреям. Он интересовался жизнью в Эрец-Исраэль и всем, что происходит там.
Когда началось восстание, Настек был назначен офицером разведки при штабе Армии Людовой. Но занятый делами восстания, он не забыл и уцелевшей группы Еврейской Боевой Организации. Его тянуло к нам. В свободные минуты он забегал к нам. Он сблизился с нами, и мы полюбили его.
Когда 26 августа мы отыскали его тело, наша группа отдала ему последние почести. Мы похоронили его на временном кладбище во дворе возле рынка на Свентоерской. Мы рыли могилу, а над нами свистели снаряды. И нам приходилось бросать работу и ложиться на землю. Потом мы поднимались и принимались вновь копать. Нам казалось, что мы копаем могилу самим себе. К несчастью, земля была твердой, как камень, да и лопаты никуда не годились. Трудно было копать ими даже в минуты затишья. А время не ждет - и хоть рой землю руками!
Мы оставили Зигмунда охранять тело, а я и Марек пошли за кирками. На обратном пути нас задержал на углу улицы Свентоерской офицер связи и приказал немедленно вернуться на позицию: немцы пошли в атаку, и у нас не хватает людей. Вместо нас он послал к Зигмунду с кирками группу венгерских евреев, не принимавших участия в боях, а лишь помогавших нам. Через несколько часов, когда я вернулся с позиции, я нашел лишь могилу поручика Настека.
ИСХОД ИЗ СТАРОГО МЯСТА
Дни тянулись как годы. Понятие о времени совершенно изменилось: слово "день" понималось как "вечность". Переживания делали человека в течение нескольких дней многоопытным старцем.
В моей памяти остался день - 27 августа 1944 - день, полный потрясений. Но именно в этот день появился проблеск надежды: из уст в уста передавали, что сегодня ночью мы выйдем из Старого Мяста. День этот тянулся дольше других и из-за свалившихся на нас бед, и потому, что мы напряженно ждали ночи.
"Сегодня придет к концу эпопея борьбы в Старом Мясте!" - развязка не замедлит придти. Сегодня наше сопротивление будет сломлено, и немецкие части войдут в Старе Място. Сознание неизбежности разгрома развеяло надежды оптимистов. Кто выдержит до ночи? У кого достанет сил пережить эти минуты, ползущие как годы, и не погибнуть в море огня?
А события двигались своим чередом: воздушные налеты, артиллерийские обстрелы, пожары - и убитые, раненые. Уцелевшие стараются угадать, есть ли надежда на исход. Мне приказано заступить на пост в шесть вечера. Значит, нечего рассчитывать на то, что мы уйдем этой ночью. Но явившись в указанный час в назначенное место, я сразу же понял, что что-то случилось: из 50-60 человек было вызвано только 10, из Еврейской Боевой Организации вызвали только Марека и меня. Он тоже слышал из достоверных источников, что ночью выходим. Марек сказал, что наша группа будет прикрывать спуск в канал, мы уйдем последними. Но приказа мы еще не получили.
Ночь была лихорадочной. Странно: немцы в эту ночь ослабили огонь. Мы вели ответный огонь теперь лишь с одной целью: не вызвать у них подозрений, что мы уходим.
Мы стояли в темноте, напряженно вслушиваясь, ловя каждый шорох с той стороны, вглядываясь, не появится ли живое существо с новостями для нас.
Страх охватил нас, когда мы осознали, как нас мало. Мы рассыпались по позиции на большом расстоянии друг от друга, и каждому казалось, что он остался один. Дом рядом, где oбычно стояли наши бойцы в резерве, опустел, тот ко ветер завывал в нем. Мысль, что пока м стоим здесь, все меньше людей остается на это окруженном острове и все больше спускаете под землю, несколько утешала нас и в то ж время еще больше подчеркивала одиночество бессилие. И все-таки мы молили судьбу, чтоб спуску в канал ничто не помешало.
После полуночи мы услышали шаги. Идут нам. Нас не забыли. Появились двое связны; они пришли снять нас с поста. Немцы не знали, что в эту ночь они малыми силами могли захватить нашу позицию, проникнуть в самое сердце повстанцев и отрезать путь к отступлению, мысль об этом несколько утешала нас.
Мы покинули баррикаду, за которую долгие недели шел бой, и темными разрушенными улицами добрались до входа в канал на углу Светоерской и Новинярской улиц. Его держали бойцы Армии Краевой, но через этот вход прошли в канал и бойцы Армии Людовой, и гражданские лица.
В канале были уже сотни людей. На протяжении нескольких километров людской поток тек под землей в направлении Жолибожа. Все бойцы были уже под землей. На поверхности осталось лишь несколько солдат, замыкавшие спуск, члены Еврейской Боевой Организации, несколько гражданских лиц и несколько евреев, шедших с нами.