Весь день (после этой тяжелой ночи) шел непрерывный бой. Несколько наших товарищей погибло. Нас мучили голод и жажда, но подвезти продовольствие из походной кухни не было никакой возможности. Группе наших ребят "специалистов" открывать замки и взламывать двери - пришлось под огнем отправиться на поиски продовольствия в покинутые жителями квартиры. Они искали всюду и натыкались на целые сокровища: меха, пальто, ботинки, белье, инструменты, - но все эти вещи не имели никакой ценности в наших глазах. Наконец им удалось найти немного картошки, моркови и свеклы. После долгих поисков нам удалось обнаружить и немного воды. Ребята засучили рукава и принялись кухарничать. Ожидание вымотало душу, но горячая похлебка взбодрила всех.
Прошел день. Наступила ночь. Мы снова принялись за работу: углубляли траншею, рыли новые. И только на третью ночь нас пришли сменить.
И вот мы уже снова в четвертом квартале на улице Красинского.
КОГДА ПАЛ ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ...
Утром 29 сентября начался последний акт борьбы на Жолибоже и эпилог всего восстания.
Уже за несколько дней до этого радио и газеты сообщили, что Мокотов пал, и восстание потоплено в крови. В руках восставших оставались еще центральная часть города и Жолибож, где они бились из последних сил. Рассказывают, что немцы жестоко расправляются с восставшими и гражданским населением. Всех сгоняют в лагерь Прушков. Немцы уничтожают все на своем пути. Они взрывают улицу за улицей, дом за домом, не оставляя камня на камне.
Мы получили эти сообщения в самый разгар обстрела, длившегося без перерыва целую неделю. Каждый уже представлял себя, если "повезет", идущим в Прушков вместе с тысячами других пленников с поднятыми вверх руками и опущенными головами. Евреи знали, что их ждет еще более страшная участь.
29 сентября развеялись все надежды, пробудившиеся после взятия Красной Армией Праги. Рано утром немцы начали обстрел Мокотова. Не было дома, в который не попало бы несколько снарядов. Весь Жолибож сотрясался от взрывов, грохот оглушал напуганных жителей, глаза выедал густой столб дыма и пыли, поднимавшийся до неба.
После нескольких часов артиллерийской подготовки, орудия замолчали, и заговорили пушки немецких танков, выросших как из-под земли и двинувшихся на позиции повстанцев. За танками - туча пехотинцев. Начался неравный бой. Мы, правда, были хорошо вооружены, но что значило наше оружие против немецких танков и пушек...
Силы противника были велики. Часам к 11-12 врагу удалось прорваться в нескольких местах на наши оборонительные точки. Наши позиции вновь стали подвижными; время от времени мы вынуждены были отступать и переходить на новые. Моя группа выдерживала в течение нескольких часов натиск противника. Мы закреплялись в домах, в густых зарослях и между деревьями на улице Неголевского, Коссака и Козетульского. Мы цеплялись за каждый дом, каждую пядь земли, но шквальный огонь выбивал нас все дальше к средоточию сил восставших, откуда уже не было пути к отступлению.
В пылу боя мы и представить не могли, как близок враг. Наш командир поручик Витек - нашел в нескольких десятках метров от нашей базы удобную позицию, откуда мы смогли стрелять по немцам. Я был среди тех, кто отправился туда с противотанковыми ружьями. Мы не добрались еще до места, как вдруг из дома, скрытого густыми деревьями, по нас ударили из пулемета.
Мы несли свои ружья по двое. Я увидел, как выскользнул другой конец ружья из рук Владека, моего напарника, и прежде, чем я почувствовал всю тяжесть своей ноши, Владек упал замертво.
А пулеметы все строчили. Мы бросились в кусты и ползком вернулись на базу, волоча за собой наши ружья. Вслед за нами пришли двое связных, которые доложили, что мы окружены со всех сторон, и вражеское кольцо вокруг нас сжимается.
Нас было человек двадцать. Сами мы еще не видели немцев, но с этой минуты каждый силуэт мы принимали за немца, а каждый шорох - за танк. Мысленно мы уже видели себя погибшими, пленными, но жажда жизни брала свое. Все мысли сосредоточились на одном: как прорвать вражеское кольцо? Выдвигались разные планы. Один из нас заметил купол костела, поднимавшийся вдалеке к небу. Узкий проход вел к костелу, и мы, быть может, сумеем ползком добраться до него. Не долго думая, мы поползли. Время от времени кто-нибудь поднимался, чтобы проверить, приближаемся ли мы к цели.
Враг стрелял по нас. Вначале мы отвечали, но огонь не слабел. Мы бросились врассыпную в соседние дома и потеряли друг друга из виду. Когда стрельба утихла, я увидел рядом с собой еще двух солдат. Мы осмотрелись и пустились в сторону костела.
Уже возле самого костела над нашими головами, будто они искали именно нас, пролетели немецкие самолеты и обстреляли нас из пулеметов. Мы ищем, куда бы спрятаться, а немцы стреляют осветительными ракетами: сигналят своим самолетам. Ракеты помогали нам определить, где находится враг. Советские зенитки с того берега Вислы заставили самолеты скрыться. Прижатые к стенам, мы сразу же сообразили, что огонь советских зениток спасает нас. То была единственная светлая минута за весь этот горький день. Все же мы добрались до желанной цели - вырвались из западни! Мы находились теперь недалеко от улицы Красинского. К пяти часам вечера мы благополучно прибыли туда. Вскоре мы узнали, что немцы захватили костел.
Со многими из тех, с кем мы расстались на пути к костелу, больше никогда уже не довелось встретиться. Те, кому посчастливилось, во главе с Витеком, позднее добраться до улицы Красинского, ничего не знали об их судьбе.
В сумерки в Жолибоже несколько уменьшилось напряжение: немецкая атака прекратилась. Но что будет завтра? Думая об этом, мы впадали в отчаяние. Сюда прибывали все новые бойцы, которых немцы вынудили оставлять одну позицию за другой. Здесь, в нашем квартале, можно было еще держаться, но недолго, ибо часть улицы Красинского уже была занята немцами.
Прибывающие бойцы собирались в громадном четырехугольнике двора. Каждый хотел рассказать о пережитом в этот трудный день. А главное - хотелось знать, кто остался жив.
Начали прибывать и члены группы Еврейской Боевой Организации. Тут были и раненый Зигмунд Варман и оглохший Ицхак Цукерман. В глазах у каждого светится вопрос: - что будет завтра? - и это отравляет радость встречи.
В 11 часов ночи всех солдат Армии Людовой вызвали во двор. И хотя штаб держал задание в секрете, мы знали, что скоро двинемся к Висле и что штабу удалось связаться с командованием Красной Армии, обещавшим помочь нам перебраться на правый берег. Новая надежда затеплилась в сердцах вместе с новыми опасениями, не ждет ли нас опять разочарование. И вновь мучают сомнения и беспокойство: удастся ли прорваться сквозь немецкие позиции и добраться до берега?
Чем поможет нам Красная Армия? Только ли ударит по врагу или предоставит в наше распоряжение лодки? А может, придется просто прыгать в воду и вплавь добираться на тот берег? А тот, кто не умеет плавать, - как ему быть?
В условленный час бойцы построились, готовые выступить в путь. Жители стоят вокруг и глядят на нас с завистью. Велики были их страх и отчаяние, но не хватало смелости пуститься с нами в этот опасный путь. Штаб запретил, правда, брать с собой гражданских, но некоторые жители, с разрешения или украдкой, все же присоединились к нам.
Первый привал был на улице Мицкевича. Здесь мы стояли больше часа; вокруг видны были небольшие группы солдат, еще удерживавших позиции. Тут мы встретили Марека Эдельмана и Цивью. С прошлой ночи мы не знали о ней ничего и думали, что ее уже нет в живых.
Занималось утро 30 сентября. На горизонте блеснул бледный луч света. Мы знали: с наступлением рассвета немцы начнут новую - последнюю атаку еще до того, как мы доберемся до берега. Наши раздумья прерывает страшный гул. Он сотрясает землю, падают разрушенные дома, столбы пыли слепят глаза, трудно устоять на ногах. Дождь раскаленного металла падает на нас и заставляет забиться в щели, в подвалы, в развалины. Немцы атакуют! Кончилась артподготовка. Теперь они двинут на нас танки и пехоту.