час же разлетелись и в руках моих остался только стебелек… Еще пить…
Уля опять исполнила просьбу.
— Слушай дальше… Постепенно наступал холод. Стужа становилась сильней, лист желтел и сыпался… я замер… Вдруг перед глазами моими потянулось шествие: десятки тысяч людей, оборванные, как я, бледные, худые, медленно двигались… я вгляделся и в каждом из них узнал себя… каждый был я… каждый укоризненно смотрел на меня, как я смотрел на них и…
Павлюк схватился за грудь и с усилием продолжал:
— И разом все мои призраки, мои тени, мое эхо, мои двойники остановились и из тысячи грудей вырвался стон упрека и десятки тысяч рук, костлявых, бескровных, протянулись к появившейся между ними женской фигуре… Она была одета в белую одежду, распущенные волосы темными волнами ниспадали на плечи и стан; она вся была усыпана драгоценными камнями, чело ее украшено розами и лилиями… о, это была чудная женщина…
Павлюк закашлялся и сделал рукою движение, дававшее понять, что ему тяжело и больно. Но затем, оправившись, он продолжал и речь его по-прежнему полилась вдохновенным потоком.
— Да, это была чудная женщина! Это был венец созданья… Прекрасные черты лица… стройный стан… точеные руки… ноги… Но глаза светлые, цвета волны, и холодные, как лед… бессердечные, острые… На лице печать разврата, сластолюбия, хищничества и довольства. И чем больше я и все мы, тоже «я», стали вглядываться в нее — наше «я» узнавало в ней ту, где я был… что прогнала меня… из-за любовника, меня, сына своего… И уж не чудная женщина, венец созданья, не то, что должно нас согревать, давать жить, а ужасную гидру мы видели перед собой и… все исчезло…
Предо мной стояли лишь голые деревья… поднялась вьюга, пошел снег… Холод сковывал мои члены. Я чувствовал, что замерзаю. В ужасе хотел бежать и не мог. Спазмы схватили мое горло… дыхание прекратилось и я проснулся…
Павлюк схватил руки Ули и притянул их к себе. Он плакал и сквозь слезы говорил:
— Уля, я чувствую, знаю, я умру! Уля — жить хочу… Уля, я хочу знания, света… Уля, я люблю тебя!..
Павлюк продолжал плакать, а затем плач перешел в нервное рыдание.
— Милый, дорогой, я бы жизнь отдала свою, чтобы вернуть тебе здоровье, чтобы сделать тебя счастливым, ненаглядный, успокойся, не надрывай ты мне сердца…
Павлюк сразу смолк от рыданий. Лицо стало вытягиваться, глаза расширились и он опять заметался на постели.
— Умираю, — прошептал он.
Уля накинула платок, сорвала что-то с шеи. Это был заветный медальончик и на нем было выгравировано: «Уле — мама». Она решилась и его заложить, чтобы были деньги на лекарство и на другие надобности.
— Где батько?.. Отыщи… — протянул едва слышно Павлюк.
— Сейчас, родной, сейчас! Ты-то как один…
— Ничего… легче… ступай…
Уля быстро выбежала…
В комнате дарила тишина…
Павлюк приподнялся на локоть и тоскливо огляделся…
— Никого… пустота… Как хочется испить водицы… Душа горит… Ох!
Павлюк через силу спустился с постели, и, держась за стену, стал пробираться к кадке с водой, что стояла в противоположном конце, и вдруг взгляд его остановился на чем-то в углу, и он стал прислушиваться… Это пискнул мышонок… Павлюк увидал его мордочку… его черные, кругленькие глазки, ушки… Вот он скрылся… Опять никого. Приступ кашля снова разрывал легкие Павлюка. Он рванулся вперед и очутился почти у кадки. Потом вдруг остановился… и зашептал:
— Что же это… В глазах круги… Неужели это смерть?.. Ах, как жить хочется! — Павлюк провел руками по высохшей груди. — Тут горит… дышать нечем… Ноги, как лед… Нет, видно, пришло время…
Он опустился на колени перед кадкой, взял ковш, почерпнул воды и сделал несколько глотков.
— Господи, смилуйся! Дай пожить! — молил Павлюк… — Пошли хотя бы год светлой, радостной жизни! Госп…
Голос его прервался. Страдалец хотел вздохнуть и не мог…
— Воздуху, — хрипел он, — никого нет… один… Батько милый, где ты?! Хоть раз взглянуть… Батько!
Павлюк, точно мешок с костями, хрустнул на пол.
— Темно, — шептали его губы, — ишь, только свечка ярого воска горит… мигает… гаснуть хочет… Ох!
Павлюк вытянулся… Десница смерти коснулась его… Еще раз тряхнула его кожу и кости и, испуганная сходством мертвеца с собой, скрылась из гнезда горя и печали…
Через час времени вернулась Уля с отцом. Увидев на полу Павлюка, они оба замерли… Первая пришла в себя Уля и бросилась к трупу. Схватила за руку — она холодная, бессильно опустилась на пол… Посмотрела ему в глаза, они тускло, мертво смотрели в одну точку… На губах показалась пена со струйкой крови…