– Главное для них – секс и еда, – хихикнула Рут. – Вот чем они живут. Этим и еще желанием защищать своих женщин. Ты должна вселять в мужчину чувство, будто он – король горы, будто он – существо особое.
– Как этого добиться? – Клубок зеленой шерсти соскочил с ее колен и упал на пол.
– Если он хорош в постели, то ты его кормишь, ты его любишь и обращаешься с ним по-доброму. Некоторые из них не слишком-то умны, но все они довольно чувствительны. – Рут изменила положение тела и содрогнулась от боли. – Передай мне вон те ножницы, ладно? Меня утомил фиолетовый цвет.
Она ответит ему согласием, решила Эмма. А кроме того, она уже много недель не держала в руках меню и не имела удовольствия заказывать по нему блюда.
Мэтт ожидал ее в гостиной. Когда Эмма вошла комнату, он встал и улыбнулся ей.
– Я готова, – сообщила она, удивляясь, отчего то все на нее так уставились. – В чем дело?
– Ты… ты выглядишь великолепно, – вымолвил Мэтт, запинаясь от волнения.
Мелисса сновала рядом, прикасаясь к ее яркой юбке:
– Зеленая, как яблоки.
– Именно так барышня в магазине назвала зеленое яблоко.
– А где платье принцессы? – Марта была разочарована. – Я думала, ты сегодня будешь в нем.
– Я люблю это платье еще больше, – заверила ее Эмма. – Но белый цвет не годится для этого времени года.
– А еще мне нравятся твои сапоги, – сказала Марта. – У моей учительницы такие же.
Эмма посмотрела на закругленные мыски своих кремовых ковбойских сапог. – Я не смогла устоять. Они были уцененные.
– Очень мило, – сказал Мэтт. – Мы сделаем из тебя настоящую женщину Запада.
Она пошевелила кончинами пальцев на ногах.
– Они гораздо удобнее, чем я думала.
– Тогда пошли. Поедем в город. – Он взял ее за руку, и она не возражала, когда их пальцы переплелись. Он нежно сжал ее пальцы и потянул за собой к двери, а она на ходу давала указания, как готовить легкий ужин, когда ложиться в постель и до которого часа смотреть телевизор.
– Никаких ужастиков, – настаивала она. – И ровно в девять в постель.
– Нет проблем, – сказала Марта, глядя на них сияющим взглядом. – Хорошо вам повеселиться.
Эмма замечательно провела время. Она убеждала себя, будто это потому, что ей не нужно было готовить ужин. Потому, что у нее был официант, было меню и был столик с зажженными свечами.
А вовсе не потому, что она влюблена и любимый мужчина сидит рядом с ней. О нет, не поэтому. Быть влюбленной в него не означает дать ему почувствовать это. Действительно, для нее много лучше, чтобы он об этом не знал. Недавно ее гордость и без того была уязвлена. Ей ни к чему, чтобы теперь ее остатки затоптал ковбой. Их сапоги шлепнулись на пол одновременно.
– О, хорошенькое дело, – пожаловалась Эмма, дотягиваясь до кончиков своих разбитых ног. – Я никогда больше их не надену.
– Полежи, – сказал Мэтт. Эмма вытянулась на его широкой кровати, а он стал растирать ей ноги. – Лучше?
– Много лучше. У меня никогда не было проблем с туфлями на высоких каблуках. Я думала, в elinorax будет куда удобнее.
– Тебе нужно их разносить, – шептал он, поглаживая ее ногу. Он приподнял краешек ее платья и коснулся губами внутренней стороны колена.
Руки Мэтта забирались все выше и выше, и Эмма чувствовала, как тепло распространяется от ее коленей вверх.
– Ты говоришь о сапогах или о чем-то ином?
– Ты не можешь слишком многого требовать сразу, – сказал он, не обращая внимания на ее вопрос, – если рассчитываешь встать на ноги на следующий день.
Она уставилась куда-то в потолок:
– Что я сейчас здесь делаю?
Его губы медленно поднимались вверх по ее бедру.
– По-моему, это вполне очевидно, любимая.
– Когда ты называешь меня «любимая», я понимаю, в какой я опасности.
Она почувствовала, как его пальцы скользнули ей под трусики.
– Мы оба в опасности, – сказал он. – С той минуты, как ты взглянула на меня в «Золотом загоне».
– Да. – Стоило им остаться в ресторане наедине, как их помыслы невольно устремились к сексу. Они отказались от десерта, решив не засиживаться. Потом он гнал фургон домой со скоростью восемьдесят миль в час. Ее дыхание участилось, когда он провел рукой вдоль ее живота и приспустил ее нижнее белье. – Все рестораны в Небраске носят такие диковинные имена?
Ее платье было задрано на грудь, трусики очутились на полу вместе с сапогами и носками, а губы Мэтта ласкали внутреннюю сторону ее бедер. Она подумала, падал ли кто-либо в обморок от нестерпимого наслаждения? Она прикусила губу, чтобы не закричать. Взрыв чувств, горячих, неведомых прежде, сотряс ее тело. Мэтг продолжал целовать ее уже медленнее, пока она не обессилела. Тогда он снял с себя одежду, и Эмма почувствовала, как прогнулась под ним кровать.
– Давай, любимая, я помогу тебе снять платье.
– Это еще не все? – спросила она обессиленно, но все-таки с трудом приподнялась и стянула через голову платье.
– Мы только начали, – сказал он, проводя пальцем по ее спрятанной под кружевами груди.
– Что будет теперь?
Он поцеловал ее и улыбнулся в ответ:
– Ты все узнаешь, прежде чем покинешь эту постель.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Определенно я чувствую себя лучше, – объявила Рут, приподнимаясь с дивана. – Ох уж этот мерзкий приступ. Хочешь, я помогу посыпать торт сахарной пудрой?
– Я справлюсь сама, – уверила ее Эмма. – Я купила пару банок шоколадной глазури. Рут побледнела:
– Банок?
Эмма сложила будущее покрывало из афганской шерсти (шерстяную полоску в семь дюймов) в пластиковый пакет, где хранилась ее пряжа. Очередная серия «Дней нашей жизни» закончилась, скоро пробудится от послеполуденной дремоты Макки.
– Куда делась Мелисса? Она сказала, что хочет помочь мне украсить торт.
– В отваге тебе не откажешь, – сказала Рут. – Пока ты будешь заниматься тортом, она вас обеих обсыплет шоколадом.
Эмма посмотрела на свои перепачканные джинсы.
– Ничего. Я уже извозюкалась, пока пекла.
Рут покачала головой.
– Ты никогда раньше не выпекала тортов, верно?
– Нет, но кулинарная книга…
– У тебя отменная выдержка, девочка, вот что я тебе скажу. – Она схватилась за трость и заковыляла на негнущихся ногах через комнату на. перед-нюю веранду. – Никогда бы не подумала, что ты продержишься больше одной недели.
И я бы не подумала…
Эмма разбудила именинницу, быстренько ее искупала и нарядила в самое праздничное платье.
– Мне четыре, – сказала Макки, поднимая четыре пальчика.
– Я знаю. – Она встала на колени и осторожно расчесывала девочке волосы, пока они не сделались гладкими, а потом заколола их в конский хвостик, любимую прическу Макки.
– В школе для меня устраивают вечеринку.
– Да. Завтра. Я приготовила пирожные к чаю.
Она испекла шоколадный слоеный торт и двадцать три пирожных к чаю. Подарки были завернуты, запеченное мясо уложено в особую кастрюлю, а желе (на сей раз вишневое) приготовлено и поставлено в холодильник сразу после завтрака. Чуть промедли, и оно бы не застыло к сроку. Все должно получиться как надо, чтобы не испортить вечер.
– Ты приготовила мне подарок?
– Приготовила. Повернись-ка и дай мне посмотреть, какая ты хорошенькая. – (Дитя заулыбалось.) – Вот теперь я убедилась, мисс Маккензи, что ты выглядишь на все свои четыре годика.
Макки бросилась Эмме на шею:
– Я люблю тебя, Эмма.
– И я люблю тебя, солнышко.
О да, разумеется, она их всех любит, хотя вслух произнесла эти слова впервые. Мэтт любил ее, и по-настоящему, но он не говорил о будущем. Он работал весь день не покладая рук, только иногда просил ее прокатиться с ним за компанию на грузовике. Она отвозила девочек в город, завела несколько знакомств, покупала продукты. Ее покрывало из афганской шерсти росло, и так же вырастала любовь, которую она испытывала к своему новому семейству. Он ни разу не упоминал о любви, так же как и она. Их любовь существовала, и этого было достаточно.