Он шел и плакал, хлюпая то и дело носом.
— Что ты? — спросил я.
— Черти! — ответил он. — Идолы! Меня-то за что били?.. Рубаху-то, вон, гляди… жуть!.. Неужели у вас завей так-то празднуют?.. — задал он вопрос, утирая слезы разорванным рукавом рубашки.
— Бывает хуже! — сказал я.
— Что ж теперича-то, а? — воскликнул он, когда мы вошли в кусты и, остановившись, услыхали крики в селе… — Дядю-то Юфима… жуть!.. А здорово кузнец бьется! — через минуту уже весело воскликнул он. — Как полыхнет — так с ног! Как полыхнет — так с ног… Сила, сичас помереть, жуть!.. Авось, вырвутся как-нибудь!..
Я ничего не ответами шел молча, думая про себя: «Если я брошу это место, то куда же мне итти, и лучше ли будут люди и жизнь в другом месте?.. Вырвусь ли я когда-нибудь из этой страшной тьмы?..»
За лесом, на опушке, около речки, в виду имения, нас встретил Культяпка.
— Слава богу, — ухмыляясь и поглаживая левой рукой бороду, радостно заговорил он, — идите… здравы, невредимы… а где ж те-то?
— Лупцуют их таматка, — сказал Тереха, — а мы убегли…
— Ах, в рот те шило! — воскликнул Культяпка, — в отделку попали, знать… Ужо, гляди, придут чище хрусталя… А за мной, похоже, тоже гнались, — продолжал он, — да нет, шалишь!.. Главная причина, — не убег бы я, кабы не водка… Себя-то не жалко — наплевать, пущай бьют! Ее-то, матушку, думаю, отнимут да слопают… деньги плочены! Сберег в целости… Чеколдыкните, что ль, с устатку-то, а? Она у меня упрятана в кусточках.
Мы пошли за ним к месту, где он спрятал четвертную. Водки было еще много.
— Вы, братцы, не подумайте, что я выпил один, — сказал Культяпка, показывая ее. — Провалиться мне на этом месте, коли вру! Ей-богу! Глаза лопни!.. Ах, в рот те шило! Из чего ж пить-то?.. разбили ведь чашку-то… И чашка-то скотницы Васены: заест теперича!.. Погоди, ребята; правда, не горюй… Голь на выдумки хитра: я из бересты сварганю…
Он живо вскочил с места и, осмотрев несколько штук берез, выбрал такую, которая, по его приметам, годилась в дело, ухитрился как-то зубами содрать кусок бересты и ловко сделать из нее ковшичек, или «фунтик», по форме похожий на те «фунтики», в которые обыкновенно в мелочных лавчонках завертывают товар.
— Гоже, — воскликнул Тереха, — молодца ты, Михайло!
— А закусим кислицей! — засмеялся Культяпка и продолжал: — Ладно… Нам тут не дует. Гляди, скоро и наши подойдут. Не убьют их, чай, до смерти.
Он налил в «фунтик» водки и стал обносить. Мы выпили, закусили щавелем и, выбрав место, где посуше и откуда было видно дорогу, легли на землю.
— Погодить надо, — сказал Культяпка, — придут, все вместе в именье пойдем… Вот чорт-то обрадуется — нарядчик-то наш… дери его дером… Вот кого бить-то надо, а не нас.
Мы немного полежали молча.
— Ай еще выпить по махонькой?.. Как скажете? — предложил Культяпка. — Скучно!..
— Надо оставить тем, — сказал я.
— Знамо… неуж не оставим… есть еще… гляди-кась! — он поднял бутыль кверху и поболтал. — Грызется, матушка! «Бутылочка моя, превкусненькая, — запел он тоненьким голоском, — ты тогда нехороша, когда пустенькая»… Налью я, а?..
— Как знаешь! — сказал Тереха.
Культяпка обнес еще по «фунтику» и, крепко заткнув пробку, положил «гудуху» в сторонке под куст.
— Покурить теперь, — сказал он, доставая засаленный кисет и вертя папироску. — А ты, земляк, куришь? — спросил он, глядя на меня. — Да ты откуда, а?.. Чтой-то словно я тебя где видал, быдто лицо знакомое…
— Не знаю, — сказал я, — навряд.
— О!.. ну так, так так… — Он лег навзничь и, плюнув, сказал: — На небушке-то как чисто, ни одного облачка… А что, взаправду, — продолжал он, помолчав, — неужто, ребята, опосля смерти наши души на небо пойдут, а?
— Дядя Михайло! А что у тебя — жена молодая? — не отвечая на его вопрос, почему-то вдруг спросил Тереха.
— А что тебе?.. Аль насчет того хошь, а?.. Старая, брат, — продолжал он, помолчав, и не то с грустью, не то с досадой добавил: — Дура, брат, у меня баба.
— А дети у тебя есть ли? — опять спросил Тереха.
— Детьми я, брат, закидаю!
— А много ль?
— Семеро живы, да никак штук пять, а то и больше примерло…
— Бедно живете?..
— Что говорить!.. У меня изба-то вся с рыбий хвост… Полу, и того нет, земляной… Друг на дружке спят ребятишки-то… Повернуться негде… Бедно, брат, да!
— Кто ж у тебя хозяйствует? — опять спросил Тереха. — Чай, тоже землю держишь? хрестьянствуешь?..
— Я, друг, не хрестьянин.
— О-о-о! — удивился Тереха. — Кто же ты?.. Холуй?..
— Холуй и есть, — засмеялся Культяпка, — мещанин я! — добавил он.
— Что ж ты в деревне делаешь-то?