— Собака лает — ветер носит, — стараясь быть спокойным, ответил нарядчик. — Над тобой, дурой, смеются, а ты думаешь взаправду… Вон даве, — продолжал он и кивнул головой на кровать, где спал пьяный сторож, — этот чорт прибил… белены объелся… На меня тоже к рылу с кулачьями лезет… Пожалуй, сердись… Коли на всякую сволочь сердиться, сердца нехватит!
— Сам-то ты сволочь, — сказал кузнец и швырнул ложку по столу. — Взлупку вот тебе дать! — добавил он, вылезая из-за стола…
— Что же… за чем дело стало? — сказал нарядчик, поднимаясь с места. — Дай…
— И дождешься когда-нибудь…
— Эх, ты, пьянчуга… тьфу! — с презрением глядя на кузнеца, плюнул нарядчик и пошел к двери. — Говорить-то с тобой тошно, — добавил он, обернувшись. — Злая рота!..
Он вышел и так хлопнул дверью, что задрожали стены и проснулся пьяный сторож.
XVIII
Он заворочался, задрыгал ногами, точно их сводила судорога, замычал и, повернувшись на бок в нашу сторону, обвел нас всех мутными, страшными, с кровяными жилками на белках глазами.
— А мы вот отужинали, — сказал дядя Юфим, подходя к нему. — Вставал бы и ты, а?.. Дакось я тебя распутаю… ишь, связали!
— Не хочу ужинать, испить дай! — промычал сторож, глядя на жену.
— На, жри, подавись! — сказала кухарка, подавая в ковше воду. — Проснулся, пьяница, разбойник!..
Сторож припал сухими губами к ковшу и жадно пил, глядя на жену поверх ковша.
— Что говоришь? — переспросил он, напившись и облизывая кончики усов.
— Ничаво! — огрызнулась кухарка и пошла было от него прочь.
— Подавись, а?.. Подавись? — дико как-то захлебываясь, вдруг закричал сторож и со всего размаха швырнул в нее ковшом. Ковш ударил ее в спину и покатился по полу…
— Ты драться! — завизжала кухарка, обернувшись к нему. — Ты драться?.. Ка-а-а-раул!.. — вдруг неистово закричала она, видя, что муж слез с постели и идет к ней. — Ка-а-а-раул!..
Она выставила руки вперед и пятилась к печке…
— Свово зовешь? — рычал сторож, задыхаясь от злобы и стараясь схватить ее за волосы. — Свово зовешь, а?
Наконец, ему удалось схватить ее левой рукой за шиворот…
— А-а-а, — зарычал он, — подавись? Муж законный подавись, а?.. Вре-е-ешь, стерва, не выскочишь!.. врешь!..
Захлебываясь и совершенно озверев от злобы, с пеной в углах рта, он ударил ее кулаком по лицу и при этом как-то ухнул, точно филин ночью где-нибудь в лесной трущобе, страшно и глухо…
Баба дико закричала и вцепилась ему зубами в руку. Сторож поволок ее за волосы и вдруг, споткнувшись обо что-то, упал вместе с нею на пол.
— Ка-а-а-ра-ул! — взвыла опять баба. — Православные, помогите… На ком крест есть… а-а-ай, убьет!.. Ка-а-а-а-ра-ул!..
Муж сидел на ней верхом и страшно бил ее обеими руками, стараясь попадать по лицу, которое она все время прятала.
— Разнять надыть! — сказал Юфим. — Как бы чего не вышло: в свидетели еще притянут… Ишь, сцепились, ах, дуй вас горой! Чисто, сичас умереть, псы… Разнять надыть!
— Не надо! — закричал кузнец, видимо, с удовольствием наблюдавший за ходом драки. — Не наше дело… Поделом…
— Свои собаки дерутся — чужая не приставай, — в тон ему поддакнул Культяпка и закричал: — В торец-то ее полыхни!.. О-го-го! Бей, не робей!..
Между тем озверевший мужик перестал бить ее кулаками, а, нагнувшись и вцепившись ей руками в волосы, принялся кусать ее и грызть сзади за шею, похожий на старого, чахлого, злобного волка.
— Заткни ей глотку-то! — крикнул кузнец. — Ишь, дьявол, орет! Диви — режут…
— Пойдем, ребята, отседа, — сказал Юфим, — дело-то складнее будет… Кузнец, пойдем! Не наше дело, дери их чорт!
Он встал и торопливо пошел к двери. Мы с Терехой бросились за ним… Кузнец вышел последним и, плотно прихлопнув дверь, сказал:
— Будет помнить!
— Не убил бы грешным делом, — сказал Юфим.
— Чорт с ней… Собаке собачья и смерть…
Я посмотрел на Тереху: на нем лица не было. Он поймал мой взгляд и, вздрогнув, произнес:
— Жуть!..
— Во как, брат, жен-то учат, — хлопнув его по плечу, весело воскликнул Культяпка, — учись, брат Тереха-Воха!.. Учись, родной… го-го-го!..
XIX
Из кухни между тем доносились дикие крики: «Караул»… «Батюшки»… «Православные»…
Около кухни, кроме нас, никого не было. Все остальные рабочие, как оказалось, вместе с нарядчиком ушли под гору, за имение, ловить бреднем в так называемом «скотном» пруду карасей, и прекратить эту сцену было некому…
Мы все отошли в сторонку, подальше от избы, и сели на бревнах.