— Юфим, — кричал он кому-то, — идем, что-ли! — И, обратившись ко мне, прибавил: — Пойдем и ты с нами!
— Куда?
— В сарай спать… гоже! А тут, — продолжал он, скаля белые зубы, — жуть! Клоп… У тебя покрыться-то нету?.. Наплевать… забота! Моим кафтаном покройся, а я полушубком… Юфим!.. — опять закричал он.
— Да, иду, иду, леший! торопила!.. И куда гонит… диви на пожар.
И с этими словами к нам из-за печки вышел старый, седобородый, высокий и худой рабочий.
— Ну, Тереха-Воха, едем! — сказал он и ласково добавил: — Рязань косопузая…
— Вот и он с нами, — сказал Тереха, кивнув на меня. — Вновь… жалко!..
— Не трожь, идет, — сказал Юфим, — места хватит…
Мы вышли из хаты и направились к сараю, стоявшему поодаль от других строений… Это было огромное, старинное строение, крытое железом, со сквозными, расположенными друг против друга воротами так, чтобы можно было въезжать в сарай с возом с одной стороны и, скинув воз (в сарае убиралось сено), выехать порбжнем в другие ворота.
В сарае было темно и пахло клевером… Мужики смело, а я осторожно ступая, боясь споткнуться и упасть впотьмах, прошли на известное, облюбованное ими раньше место в углу и опустились на землю. Я сделал то же.
— Пошарь руками круг себя, — сказал мне Тереха, — посбирай ошурков… подложь под себя… кафтаном прикройся… Да, правда, не холодно… благодать!.. Ворота что ж не прикрыли, а? Закрыть, что ли, дядя Юфим, а?
— Не трожь, открыты, — сказал Юфим и добавил: — Ночь-то теперича с воробьиный шаг… На хозяйскую руку тянет… Ну, правда, и нашему брату почет другой… А дай-ка, вот, лето пройдет, месяц июль — хозяину в рыло плюй… Нужны мы тогда!
Он помолчал и добавил:
— Чу, как на реке лягушки кричат… рады теплу.
— А грому вот еще не слыхать… знать, не было еще! — сказал Тереха.
— Был! — произнес Юфим. — Я слышал… намедни ночью… Ты спал.
Они замолчали… В открытые ворота смутно белело что-то, похожее на туман. Где-то далеко под горой, на реке, ухала выпь… Где-то, тоже далеко, звонили в сторожевой колокол.
— Кто это кричит, а? — спросил Тереха. — Дядя Юфим, слышь?..
— Птица… выпь…
— Что ж она как страшно, словно стонет… Жуть!
— Стало быть, так ей надо.
Они опять помолчали довольно долго. Потом Юфим сказал:
— Завтра праздник, не работать, — и обратился ко мне:- Земляк!.. слышь, что ли, спишь?..
— Нет! — сказал я.
— Денег готовь, — продолжал он, — на гудуху… в винополию завтра пойдем…
— Это зачем же?
— А затем… порядок здесь такой заведен: как, значит, новый приделился, — четвертную с него!.. Ничего, брат, не попишешь… В чужой монастырь со своим уставом не пойдешь… А деньги нарядчик даст… опосля зачтет… Эх, хе, хе! — зевнул он, — аль уснуть, что ли?
— Не хотца чтой-то, — сказал Тереха и добавил: — Ты рассказал бы, дядя Юфим, что-нибудь… пра, ей-богу…
— Про что рассказывать-то… Нечего рассказывать… все переговорено… Спи-ка!
— В деревню бы теперь, домой, — вздохнув, произнес Тереха. — Живы иль, нет ли… писем не шлют…
— Чего ты таматка не видал? — сказал Юфим. — Небось, там и жрать-то неча… Знаю я вашу сторону… серый народ… Недаром говорится: Рязань косопузая… Косопузая и есть.
— А ты нешто был в нашей стороне? — воскликнул Тереха.
— Ты спроси, где я не был, — ответил Юфим и, помолчав, произнес: — Н-да… Всего было… Тереха ты Boxa, ничего-то ты, брат, не смыслишь… Большой ты малый, а дурак дураком и уши холодные… проведет тебя всякий, дурака, да выведет… Прост ты!.. А простота-то хуже воровства… Женить тебя, дурака, надо.
— Подняться, Дядя Юфим, нечем… Нужда… жуть!.. А жениться — деньги нужны… успею еще…
— Успеть-то успеешь, а все-таки…
— А ты, дядя Юфим, женатый? — спросил Тереха-Воха.
— А тебе что?
— Так я.
— Был женат… Э, да что с тобой… спи!
— Померла, знать, жена-то? — спросил Тереха.
— Померла… да… — тихо ответил Юфим и вдруг совсем каким-то другим, сердитым голосом почти крикнул: — Убили ее!.. не своей смертью померла… Двое детей было, — продолжал он торопливо и тихо, — ухайдакали, прирезали, как овец…
— Как же это дело-то было? — с дрожью в голосе, топотом спросил Тереха и жалобно, как ребенок, начал просить: — Расскажи, дядя Юфим… Дяденька, золотой… расскажи…
— Отстань, — сердито сказал Юфим, — чего пристал… Чисто махонький…
— Да расскажи… любопытно… Как так… Дяденька Юфим, а?
— Тебе, дураку, любопытно, — видимо сердясь, заговорил Юфим, — а у меня, може, сердце кровью обливается, как вспомню… Любопытного, брат, мало… Дурак ты… да и я не умен.