Она была влюблена, испытывала блаженный трепет и понимала, что никогда в жизни не чувствовала такого счастья. Глядя на дочь, лежащую рядом, Женевьева восхищалась ее красотой. И вправду, на земле еще не появлялся такой прелестный ребенок. Крохотная и хрупкая девочка казалась самим совершенством. Кэти надела на малышку длинное платьице одной из племянниц епископа, и Женевьева решила, что в таком наряде ее дочь выглядит еще лучше. Очарованная малышкой, она забыла о боли и ощущала только легкую слабость и удовлетворение.
Смущенно и гордо улыбаясь, Женевьева думала, что действительно околдована чарами любви. Смутно припоминая ошеломляющую усталость, она не понимала, почему прежде так горевала. Когда Женевьева проснулась, чистая и отдохнувшая, а Эдвина подала ей ребенка, она мгновенно воспрянула духом. Какая малютка! Девочке достались глаза отца — темно-синие, почти черные, и его волосы. «Если в ней и есть что-то от меня, так только пол», — с улыбкой решила Женевьева. Внезапно малышка взглянула на нее, недовольно вскрикнула, и Эдвина объяснила, что девочка проголодалась. А когда малютку впервые приложили к груди, Женевьева была навсегда покорена ею.
Она так увлеклась, что не слышала, как открылась дверь. Войдя, Тристан упрекнул себя за то, что помешал Женевьеве. Она лежала во всем белом, ее волосы, вымытые и тщательно расчесанные, Струились по подушке золотистым дождем. Его дочь тоже нарядили в белое, и она лежала рядом с матерью. Они смотрели друг на друга и казались прекрасными и безупречно чистыми.
Тристан смутился. Ему было совестно вторгаться в этот мир. Но белокурая красавица в белоснежной одежде была его женой, а ребенок — плодом их любви. Напомнив себе об этом, он подошел к постели.
Женевьева встревоженно подняла голову, точно боясь, что у нее отнимут малышку. При виде Тристана ее глаза подернулись поволокой.
Он смотрел на нее, не зная, что сказать, и размышляя, помнит ли она его слова. Переведя взгляд на девочку, Тристан присел на край постели и нежно коснулся ее щеки. Крошечный розовый ротик мгновенно сжался, и Тристан отдернул палец.
— Она голодна. — Женевьева залилась прелестным румянцем. Но смущение быстро прошло: развязав ворот сорочки, она поднесла младенца к груди. Тристан засмеялся и почувствовал себя непринужденнее, увидев, как крошка прильнула к набухшей груди матери.
— Как громко она сосет!
Женевьева бросила на него укоризненный взгляд и пригладила темные волосы дочери.
— Да, у нее еще не очень изящные манеры.
Охваченный небывалой нежностью, Тристан обнял Женевьеву и коснулся волос дочери. Помня, что поклялся любить и почитать эту женщину, он был готов защищать теперь не только жену, но и дочь.
— Надо выбрать ей имя, — тихо сказал Тристан. — Епископ предлагает сразу же окрестить малышку.
— Но почему? — насторожилась Женевьева. — Она крепкая и здоровая… Или я ошибаюсь?
— Ты права. — Он успокаивающим жестом коснулся ее руки. — Она здорова и прекрасна. Но окрестить ребенка надо как можно скорее. Как мы ее назовем?
— Ты позволишь мне выбрать имя? — удивилась Женевьева.
— Только такое, чтобы оно понравилось и мне.
Женевьева затрепетала, не зная, имеет ли для Тристана значение имя дочери. Он заметил ее колебания.
— Прости, я обманула твои ожидания… милорд, вы так мечтали о наследнике…
— О чем ты говоришь? — нахмурился он.
— Она же девочка… — виновато протянула Женевьева.
— Да. — Тристан нежно посмотрел на нее. — И такая прелестная, что я уже поклялся посвятить ей всю жизнь.
Женевьева не осмеливалась выразить радость.
— Может быть, назовем ее Кэтрин? — прошептала она.
— Кэтрин… Кэтрин-Мария де ла Тер. Сим окрещаю тебя, малютка!
Женевьева ощутила его горячее дыхание на щеке и силу руки, обнявшей ее за плечи. Она — его жена: вспомнив об этом, молодая женщина вздохнула. Все, что было между ними, осталось в прошлом, теперь они одна семья. «Я люблю тебя, — хотелось сказать ей. — Разве ты не видишь, как я тебя люблю, и боюсь, и помню, что любовь причиняет боль?»
Опустив голову на подушку, она услышала, как маленькая Кэтрин делает последние жадные глотки. Тристан тихо засмеялся и подхватил с губ дочери каплю молока.
— Кэтрин…
Женевьева улыбнулась и закрыла глаза. Положив руку ей на бедро, Тристан наблюдал за дочерью. Это был прекраснейший момент в жизни Женевьевы, но от усталости у нее уже слипались глаза.
— Спи, Женевьева, — прошептал Тристан, снова обдавая ее щеку горячим дыханием.