- Я слышу страшные новости, мой король, - тихо заговорила она, тщательно подбирая слова. Длинные перья веера привычно скрыли нижнюю половину ее лица – Эвьен считала, что губы слишком явно выдают ее настоящие интонации, даже когда голос звучит ровно и бесстрастно. – Вы все же пытались провести в жизнь поправку в родословной и вписать туда… эту женщину.
- Вы забываетесь, Эвьен, - как и несколько дней назад, ровно произнес Эволдо. Настроение его с самого утра металось из крайности в крайность: ярость от сопротивления этих старых сморчков-министров, слабое облегчение при виде красивой пленницы, глухое раздражение от ее упрямства – он бьется словно в каменную стену. И вот теперь – Эвьен, ее наполовину закрытое веером лицо в полумраке спальни, ее вечное желание вмешаться, подмять его личные интересы под интересы государства. Иногда ему казалось, что благочестивая настоятельница какого-нибудь монастыря в горах получилась бы из Эвьен куда лучше, чем королева. – Воля короля – закон.
Эвьен медленно покачала головой. Она и раньше ненавидела магнолии, неоднократно требуя вырубить сад хотя бы с той стороны, куда выходят окна ее покоев, но в этот год цветение городских деревьев превратило ее просто в развалину. То ли всему виной очередная беременность…
- Вы не понимаете всей опасности, мой король, - перья на веере качнулись от ее дыхания. – Вы не представляете, сколько их…
- Куда вы клоните, Эвьен? – холодно уточнил король. Дверь спальни отворилась, тихо шурша по густому ворсу ковра, и в комнату вошел принц Эвардо, старший сын правящей четы. Наследник с юных лет принимал участие в решении государственных вопросов, учась составлять собственное мнение и перенимая манеры отца, - хитрая Эвьен, прикрываясь важностью подобного опыта для будущего правителя, вызвала мальчика и сейчас. Именно сейчас, когда дело касалось Лангвидэр, Эволдо меньше всего хотел, чтобы в эту тему вмешивался еще и ребенок.
- Отец… матушка… - мальчик поклонился, поцеловал руку Эвьен. Та не отнимала веера от лица, но Эволдо и так знал, что она улыбается. Наставников, жестко контролировавших ход мыслей и формирование взглядов тринадцатилетнего принца, ему подбирал отец, но уже сейчас становилось очевидным то, что характером наследник пошел в королеву. Если бы только наследовать трон в обход Эвардо мог второй сын, Эвроб… этот уже сейчас, без какой бы то ни было внешней огранки посредством образования являлся точной копией короля – юной и более непосредственной, но уже очевидной.
- Садитесь, Эвардо, - королева проследила взглядом за не по-детски точными, выверенными движениями мальчика – тот придвинул свободный стул к кровати матери и сел, выпрямив спину. – Я хотела вас видеть. Как вы знаете, сегодня утром Его величество ваш отец собрал заседание совета министров. Вы присутствовали?
- Нет, матушка. Мы с учителем разбирали прошения горожан за прошедшую декаду, - несколько виновато покачал головой наследник. – Но я знаю, о каком вопросе шла речь.
- И о каком же? – хмыкнул король. Со времени появления Лангвидэр при дворе ему еще не доводилось обсуждать ее положение ни с одним из трех старших сыновей. Тем более он и так знал, какую реакцию получит: Эвроб встанет на его сторону, даже не понимая сути вопроса, Эвардо по умолчанию примет мнение матери единственно верным, а третий, Эвингтон, будет блеять как овца и дожидаться, пока ему на ухо не подскажут верный ответ. Двое младших и предназначенные на скорейшее замужество девочки тонкостям политической мысли не обучались.
- По мнению Вашего величества, на островах в океане Нонестика есть вероятность найти потерянные ветви нашей семьи, - будь наследник несколькими годами старше – и эта фраза была бы снабжена хорошей порцией сарказма. Однако сейчас мальчик просто излагал свои мысли. – Министры не согласились с вами, отец.
- За нежелание идти против закона и протест против надругательства над королевской фамилией род Або’Кенейя и члены двух других родов были обвинены в государственной измене, - медленно произнесла Эвьен, с нажимом выделяя последние слова. – Женщина, которую привез вам Меремах, не является эвийкой по крови, не говоря уже о том, что к нам она не имеет абсолютно никакого отношения.
- Вы, Эвьен, забываете, что среди собственно ваших предков тоже присутствует не только эвийская кровь, - процедил король, начиная терять терпение. Женщина вспыхнула.
- Грязные слухи, и вы это знаете! Все мои предки – равнинные эвийцы.
- Я не намерен терпеть неповиновения. Все мятежники понесут наказание, глав родов и их сыновей ждет казнь.
- Вы не представляете, сколько их, Эволдо, - тихо повторила королева и наконец убрала веер от лица. – Ферсах Або’Кенейя, четыре его брата и шесть сыновей, со своими семьями, прислугой, армией… вы не хуже меня знаете, что каждый способный носить оружие мужчина Або’Кенейя берет под начало несколько сотен воинов, конных или пеших. Это армия внутри страны, и эта армия больше не подчиняется вам, Эволдо, вы не сможете потопить их мятеж в крови, как когда-то поступал со своими врагами ваш отец. Эв ослаблена войной, за нас сражаются рабы. Джинксландский род окончательно выйдет из-под контроля, это сулит нам кровопролитные битвы уже на землях Эв. Не где-то там, на границе с Икс, а здесь, под стенами Эвны. Откажитесь от этой идеи, женщину с островов никто и никогда не примет в королевскую семью. Не идите против своих же подданных, Эволдо, это гибельный путь.
- Вы всё сказали, Эвьен? – холодно уточнил король. Ради очередной проповеди со стороны супруги ему пришлось покинуть общество своей неприступной принцессы. Последние дни он едва боролся с желанием бросить все государственные дела и полностью посвящать время ей одной. Очарованный непривычной, экзотической красотой Лангвидэр, он не оставлял надежды, что однажды ненависть к огромному чужому миру, открывшемуся для нее прибрежным королевством, ослабнет в ее душе.
Эволдо поднялся со своего места и, оставив жену наедине с сыном, вышел из полутемной спальни. Возможно, в словах Эвьен и был здравый смысл, однако терпеть неповиновение, пусть даже со стороны знатных и могущественных родов… король видел в этом оскорбление собственной власти.
Темнота комнат жены угнетала – словно к покойнице входил. В коридоре, где в огромные окна с обеих сторон лился солнечный свет, это ощущение отступило, настроение несколько улучшилось. Эволдо оглянулся на семенившего чуть поодаль писца.
- К вечеру подготовь приказ. Я требую собрать войско и снарядить лучшим оружием в самые сжатые сроки. Затем пусть дожидаются дальнейших распоряжений.
- Будет исполнено, государь, - писец поклонился, не переставая быстро скользить пером по бумаге. Эволдо удовлетворенно кивнул. Сейчас, исполненный веры в собственные силы, он собирался сделать именно то, от чего так отговаривала Эвьен, - безжалостно подавить сопротивление джинксландского рода и прилюдно казнить его верхушку. Это послужит уроком всем, кто еще хоть раз решится выступить против воли эвийского короля.
***
Солнце садилось на Мертвой пустыней. Его прямые лучи пронизывали дворцовый сад, отражаясь от глянцевой тёмной листвы и превращая белые облака лепестков в золотисто-прозрачные. Нанда сидела на подоконнике, свесив ноги в сад, и рассматривала заботливо расстеленный на коленях карандашный набросок. Этой бумаги касались пальцы госпожи. Девушка медленно провела ладонью по листу, сама не зная, зачем – то ли пытаясь поймать через бумагу тепло рук Лангвидэр, то ли еще что…
Нанду никогда и никто не рисовал. Придворные художники писали портреты короля, его супруги и их многочисленных детей, миловидных фрейлин и бравых военачальников, но тратить свое искусство на неприметную босоногую служанку им показалось бы верхом абсурда. Лангвидэр, которую здешние порядки не интересовали, это не остановило. Скорее всего, в быстром карандашном наброске, изображавшем кудрявую девчонку с лепестками в волосах, и не было ничего из того, что воображала себе сейчас Нанда, но так приятно было думать, что она хоть что-то значит для госпожи, хоть немного развеивает своим присутствием ее отчаяние.
Нанда вновь сложила лист и убрала обратно в карман передника. Был ли какой-то особый расчет в том, что она стала единственной служанкой этой женщины, или так вышло совершенно случайно, она не знала. Лангвидэр, поначалу еще пытавшаяся приказывать ей словами, уже через пару дней безнадежно перешла на жесты, и, хоть расторопная Нанда исполняла свою роль максимально старательно, губы чужеземки оставались плотно сомкнутыми. Она не хвалила и не отчитывала, лишь коротко указывала рукой и отворачивалась. А Нанда, не привыкшая к долгим рассуждениям, с некоторых пор всё чаще задумывалась, чувствует ли она хоть что-то к королевской избраннице, и если да, то что. Еще пару недель назад она бы не поверила, что будет прислуживать знатной госпоже, вечно взъерошенная, любопытная, с руками, перепачканными в отцовских химикатах.