— Похоже, все устраивается наилучшим образом, — сказал Калум, обнимая обеих женщин за талию. — Предлагаю по этому случаю спуститься в бар и откупорить бутылку шампанского…
У Одетты голова шла кругом. И не только из-за выпитого ею шампанского. Она не могла поверить, что Калум с такой легкостью простил ей нежелание оказать ему интимные услуги. С другой стороны, он был человеком современным и, возможно, не придал ее отказу большого значения. В таком случае она должна быть его достойна и вести себя как ни в чем не бывало. В груди у нее снова затеплилась надежда на счастье. Судя по всему, фортуна опять ей улыбнулась и дала еще один шанс осуществить свои мечты. Но для этого было необходимо понять правила затеянной судьбой игры и строго им следовать.
На следующий день Флориан Этуаль влетел на своем огромном, с черными тонированными стеклами и никелированным бампером джипе на маленькую автостоянку на заднем дворе «РО», попутно чиркнув бортом по мотороллеру Одетты и едва его не расплющив.
Даже не сняв своей длинной и широкой дубленки, Этуаль через служебный вход ворвался на кухню и, выхватив из кармана ложку, принялся дегустировать все блюда подряд, не обращая на обслуживающий персонал ни малейшего внимания. Кухарки, повара и поварята с замирающим сердцем наблюдали за тем, как он священнодействовал.
Открыв все по очереди холодильники и морозилки и проинспектировав хранившиеся там продукты и овощи, Этуаль, так и не сказав никому ни слова, вышел из кухни и стал подниматься по служебной лестнице в офис ресторана.
В это время Одетта находилась в другом месте — приданной кабаре маленькой комнатке, где она посредством электронной почты общалась с новым менеджером. Вернувшись к себе в кабинет, она застала Этуаля за чтением отчетной финансовой документации «РО».
— А я и не знала, что вы здесь, Флориан, — вежливо сказала она, хотя тот факт, что Этуаль просматривал конфиденциальные бумаги, даже не удосужившись спросить у нее разрешения, основательно ее покоробил. «Ничего, — подумала она, — теперь он — часть нашего руководящего звена», — и спросила: — Хотите походить по ресторану и осмотреться? Или, быть может, желаете сначала спуститься в зал и отобедать?
— Не буду я есть это дерьмо, — буркнул Флориан. — Что же касается кладовых и кухни, то их я уже видел. Думаю, сейчас мне самое время немного поработать, а потому я попросил бы вас мне не мешать.
— Но это мой кабинет, — пролепетала Одетта. — Ваш — следующий по коридору.
— А мне этот больше нравится. — Он поднял на нее черные, как угли, затененные длинными черными ресницами глаза и спокойным голосом произнес: — Мой — слишком мал.
— Но в этом кабинете расположились мы с Саскией, — объяснила Одетта, указывая на второй стол.
— Значит, теперь вы с Саскией будете располагаться по соседству, — мило улыбаясь, произнес Флориан. — Поэтому велите перенести этот стол туда.
Флориан обладал несокрушимой уверенностью в своей правоте и огромной силой воли. В скором времени персонал это почувствовал и стал через голову Одетты обращаться со всеми вопросами к нему. Тем более Этуаль все знал и во всем разбирался, а главное — умел добиваться того, что хочет.
Подобное положение вещей могло бы вывести из себя даже святого, а Одетта святой отнюдь не была. Пару раз она пыталась вступить с Флорианом в перепалку, причем на французском языке, но он сделал вид, что ничего из ее взволнованных речей не понял. Сказал лишь, что у нее жуткий акцент, и перестал обращать на нее внимание.
Одетта чувствовала, что контроль над «РО» от нее ускользает. При этом она не могла не признать, что дела в заведении идут превосходно. Ресторан получал все больше заказов, а в баре в любое время дня и ночи было не протолкнуться. По идее, Одетте следовало гордиться своим детищем, радоваться его успеху, но она почему-то ни гордости, ни радости не испытывала.
Когда как экспресс налетел уикенд, она почувствовала немалое облегчение при мысли, что ни в субботу, ни в воскресенье ей на работу идти не надо. Ей было просто необходимо сменить обстановку, чтобы подумать на досуге о том, как вернуть себе утраченные руководящие позиции.
Всю неделю она подписывала астрономические счета от поставщиков, но деньги, которые перевел на ее счет Калум, старалась придерживать — хотела в первую очередь расплатиться с рабочими, доделывавшими кабаре и бар на втором этаже. Отделочные работы, где от ее слова что-то еще зависело, стали ее отрадой и последним прибежищем. Она знала, что с этой работой никто лучше ее не справится. Об этом, кстати, знал и Флориан — да и все остальные. Когда бы не это, она ничуть бы не удивилась, если, подойдя в один прекрасный день к служебной двери, неожиданно бы обнаружила, что в «РО» сменили замки.
14
Одетта тряслась на заднем сиденье старенького «Форда Зефир», принадлежавшего Фебе Фредерикс. Слева от нее сидела дизайнер дамских шляпок Динни, а справа — Бибби, которая сказала о себе, что работает на аукционе «Сотбис».
Расположившаяся на переднем сиденье рядом с водителем веселая, оживленная Саския допытывалась у Фебы, куда они едут.
Одетте Феба понравилась. Хотя бы потому, что разделяла ее мысли относительно умственных способностей Динни и Бибби. Когда перед отъездом они собрались вместе у Ноттинг-Хилл, Феба, кивком головы указав на Динни и Бибби, прошептала: «Какие-то убогонькие, верно? Я их еще в школе терпеть не могла. Помню, мы с Саскией прозвали их за тупость „прокладками“. Не бог весть какое прозвище, но нам было тогда по четырнадцать».
В машинах, которые следовали за Фебой в составе праздничного кортежа, ехало еще несколько «прокладок» — школьных подружек Саскии. Одетта не запомнила точно их имена, помнила только, что все они заканчивались на «и», вроде: Полли, Китти, Диппи, Хилли, Банти, Лотти. Одетта так поняла, что это были все больше школьные прозвища. Если же их подобным образом называли в семье, это могло означать только одно: их родителям больше хотелось обзавестись собачками, а не детьми.
— Какое великолепие, подумать только! — проквакала Бибби, когда «Форд Зефир» Фебы, скрипя всеми сочленениями, свернул на подъездную дорожку, которая вела к старой помещичьей усадьбе.
— Очень, очень красиво, — застрекотала Динни. — Я и представить себе не могла, что в Уэльсе есть такие усадьбы.
Езда по дурной дороге утомила Одетту, когда же они стали все дальше забираться в горы, она почувствовала, что ее начинает подташнивать, закрыла глаза и сделала попытку уснуть. Не сразу, правда, но задремать ей все-таки удалось. И вот теперь она, подняв тяжелые, будто налившиеся свинцом веки, смотрела на каменный, увитый плющом старинный особняк, похожий как две капли воды на те строения, которые кинематографисты так любят снимать в фильмах ужасов.
— Ущипни меня, Феба. Скажи мне, что я не сплю! — в восторге вскричала Саския. — Неужели это тот самый дом?
По мере того как они подъезжали к особняку, его высокие каминные трубы, крытые черепицей крыши и увенчанные флюгерами башни ярус за ярусом поднимались им навстречу, словно вырастая из земли. Вблизи здание казалось еще более величественным и мрачным, чем со стороны шоссе.
— Не спишь. Тот самый, — рассмеялась Феба. — И, как прежде, зовется Пляс Гвин.
— Господи! — Саския все никак не могла поверить собственным глазам. — Какая же ты молодец, Феба! Не понимаю, как тебе удалось его арендовать?
— Места надо знать. И уметь договариваться с людьми. — Феба подкатила к парадному входу. Подвеска машины рыдала, как гиена в безлунную ночь, а под колесами хрустел гравий. — Между прочим, раньше здесь находилось студенческое общежитие, но вот уже несколько лет как в доме никто не живет.
— Не может быть, чтобы такой дом пустовал! — прочирикала Динни.
— Очень даже может, — пробормотала Бибби. — Похоже, он холодный и очень сырой. Ты его через агентство арендовала?
— Мы с Фебой приезжали сюда, когда были детьми, — сказала Саския, крутанувшись на сиденье. — Предки бросили нас здесь на три недели, а сами уехали загорать и пьянствовать на Карибские острова. По-моему, тогда на дворе тоже стоял декабрь — вот как сейчас…