Впрочем, когда Джимми подъехал к гостинице и выключил мотор, Одетта неожиданно замолчала. Как радио, у которого кто-то выдернул шнур из розетки.
Джимми, свыкшийся уже в течение вечера с бесконечными истериками Одетты, почувствовал себя не в своей тарелке.
— Позвольте мне купить вам выпивку, — предложил он, поскольку ничего другого ему просто-напросто не приходило в голову. — Думаю, мы это заслужили.
Одетта отрицательно помотала головой.
— Вам не следует пить, — прошептала она. — Вы же за рулем.
— В таком случае я провожу вас до комнаты, — сказал он и открыл дверцу «Форда».
Управлявшаяся с делами в баре сварливая хозяйка «Короны» краем глаза заметила, как по лестнице, которая вела на второй этаж, стала подниматься постоялица в голубом платье, за которой следовал какой-то здоровяк.
— Эй, мистер! — крикнула она, обращаясь к Джимми. — У нас не принято ходить к постояльцам в гости после десяти вечера.
Джимми посмотрел на нее, понял, что скандалы — ее отрада, и вступать с ней в перебранку не решился. Не сказав ей ни слова, он вышел из гостиницы, плотно прикрыв за собой дверь.
Возвращаясь на следующее утро к себе в номер — в другой гостинице и в другой деревне — и мучаясь с похмелья головной болью, Джимми Сильвиан был немало удивлен, застав у своей двери посыльного с огромным букетом цветов.
— Я, черт возьми, цветов в номер не заказывал, — пробурчал он, вставляя дрожащей рукой ключ в замок.
— Но ведь вы мистер Джеймс Сильвиан, не так ли? — спросил, шмыгнув носом, посыльный, сверившись с карточкой.
— Положим, — ответил Джимми, — и что из этого?
— Тогда все правильно.
С этими словами посыльный — деревенский парнишка лет шестнадцати — вручил Джимми букет и карточку, после чего помчался вниз по лестнице. Джимми никогда прежде цветов не дарили, так что он даже не знал, что с ними делать. Войдя в номер и положив букет на стол, он взял карточку и прочитал лаконичное послание: «Спасибо за то, что помогли мне оттаять».
22
Одетта еще раз мысленно пролистала свой финансовый отчет и, набрав в грудь побольше воздуха, вошла в облицованный гранитом монументальный подъезд банка. Состояние ее дел было далеко не блестящим. По ее подсчетам, сумма долга достигла астрономической суммы в двести тысяч фунтов. Из них сто тысяч покрывала закладная за квартиру и мебель, а еще шестьдесят — деньги, переведенные Калумом. Все остальное как бы зависало в воздухе и не имело никакого обеспечения. Более того, с каждым днем долги множились, и кредиторы уже начинали выказывать нетерпение. Одетта знала, что, если она в самое ближайшее время не сделает крупных выплат по займу, банк прикроет ее фонд и объявит ее банкротом. Что же касается доходов клуба, то они шли исключительно на оплату текущих расходов — выплату жалованья сотрудникам и покрытие счетов поставщиков. Сама же Одетта жила на деньги, которые отложила на черный день, и даже в мыслях на доходы клуба не покушалась.
Главный менеджер банка, с которым у нее была назначена встреча, оказался молодым человеком с веселенькой расцветки галстуком, но лишенным даже намека на веселость лицом. Предложив Одетте присесть, менеджер пролистал предложенный его вниманию отчет, после чего приступил к обсуждению его наиболее уязвимых мест, а в заключение сказал:
— Как видите, картина просто удручающая. По этой причине, мисс Филдинг, вы не можете позволить себе на это Рождество никаких дорогих рождественских подарков, никаких нарядов с Пэлл-Мэлл и Бонд-стрит. Отныне ваш лозунг — экономия и еще раз экономия.
— Я готова в случае необходимости даже выставить на продажу квартиру, — сказала Одетта в полной уверенности, что уж такая жертва с ее стороны обязательно растопит сердце неулыбчивого менеджера. Ничуть не бывало.
— Приближаются рождественские праздники, и люди покупают сейчас совсем другие вещи, — жестко сказал он. — Так что быстро вам такую сделку не провернуть. — С минуту пожевав губами, менеджер добавил: — Впрочем, я слышал от мистера Дента, что вы надеетесь на новые крупные поступления со счета своего партнера Калума Форрестера. Так ли это?
— Его сейчас нет в городе, — соврала Одетта. — Я выясню его намерения, как только он вернется.
Менеджер откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и некоторое время смотрел на нее в упор.
— Насколько я понимаю, в вашем деле он участвует неофициально?
— Скажем, он поддерживает меня как… как свою близкую приятельницу, — не моргнув глазом соврала Одетта, а сама подумала, что, если бы это соответствовало действительности, счастливее ее не было бы никого на свете.
— Но ваши деловые отношения хоть как-то оформлены?
Одетта вспомнила о потерянных документах и решила, что говорить сейчас об их пропаже как минимум глупо.
— Нет. Это было, если так можно выразиться, джентльменское соглашение.
— Остается только надеяться, что он настоящий джентльмен. Далеко не всякий мужчина станет поддерживать женщину, оказавшуюся в подобном… хм… затруднительном положении. — Менеджер откашлялся, с минуту подумал, а потом сказал одну чрезвычайно неприятную для Одетты вещь: — При таких, как у вас, обстоятельствах иной джентльмен просто забрал бы из дела все свои деньги — вместо того чтобы вкладывать новые средства.
Одетта вышла из банка, немного прогулялась по празднично украшенной Риджент-стрит, а потом зашла в кафе и заказала себе капуччино. Попивая кофе и поглядывая на перекусывавших на скорую руку горожан, торопившихся сделать праздничные покупки, она вдруг подумала, что уже коснулась дна черной бездны, куда затягивала ее депрессия, — в тот вечер, когда брела, босая, под снегом и ледяным дождем неведомо куда. И хотя ее положение за те двое суток, которые миновали со дня свадьбы Саскии, нисколько не улучшилось, у нее появилось и стало крепнуть ощущение, что она начинает постепенно выгребать на поверхность. На удивление, последние двое суток она стала меньше нервничать, лучше спать и с большим оптимизмом смотреть в будущее. Теперь даже угроза потерять квартиру не могла выбить ее из колеи. Неожиданно пришло осознание, что эта квартира, бывшая ее любимым пристанищем и единственным убежищем, где она могла укрыться от мерзостей жизни, со временем превратилась для нее в ловушку. Стала чем-то вроде ее персонального Королевства кривых зеркал, где вызванные ее воображением герои без конца разыгрывали перед ней сцены из выдуманной кем-то игрушечной, невсамделишной жизни, обесценивая и лишая красок ее собственное существование. И этому пора было положить конец.
Как всегда, удар обрушился с той стороны, откуда она менее всего его ожидала. Вернувшись в свой кабинет, она обнаружила на столе официальное послание адвоката Калума, в котором он декларировал желание своего клиента отозвать вложенные им шестьдесят тысяч фунтов — полностью и в течение оговоренных законом двадцати одного дня.
Когда Одетта прочитала эти строки, у нее закружилась голова, и она без сил рухнула на свой офисный стульчик. Ее тело соприкоснулось с этим изящным изделием с такой силой, что оно, словно живое существо, взбрыкнуло, выскользнуло из-под ее зада, пролетело по комнате и с грохотом врезалось в шкаф. При этом Одетта оказалась на полу, а стоявший на шкафу кактус спикировал прямо ей на колени.
Зазвонил телефон, но Одетта не обратила на него внимания. В эту минуту она вновь и вновь задавала себе вопрос: как мог Калум так с ней поступить? Какую новую игру он затеял?
Вскочив на ноги, она выбежала в коридор и устремилась в кабинет Флориана. Там никого не было — только стлался голубоватый дым от французских сигарет.
Снова зазвонил телефон. Если у Одетты не отвечали, звонок мгновенно переадресовывался на кабинет Флориана. Одетта автоматически подняла трубку.
— Одди, это я. — Голос Монни прерывался от волнения. — Крэйг сбежал!