- Драгоценный металл всегда тащат первым, - откуда-то из-за спин собравшихся послышался слабый, старческий голос. Все обернулись. За ними, опираясь на свою клюку, стояла полоумная бабушка Надьи. С годами Стовре становилось всё хуже, и рассудок постепенно покидал её, оставляя за собой лишь бред и безумие.
- Вернись в дом, мама, - рявкнула Биготия. - Никто не позволял тебе выходить.
Надью затрясло от бессильного гнева. «Она твоя мать, ты, безумная фанатичка! Как ты можешь обращаться с ней, как с животным? »
Стовра, казалось, не обратила на свою дочь никакого внимания. Слегка пошатываясь и заламывая свободную руку, она повторяла:
- Драгоценный металл тащат первым, драгоценный металл тащат первым...
- Кто-нибудь, проводите её в дом и уложите в постель, - прогрохотал Алистер.
Парочка женщин взяли старуху под руки, и повели к дверям хаты.
- Слепой видит картину мира! - выкрикнула Стовра, прежде чем дверь за нею захлопнулась.
Алистер посмотрел на Надью. В его зелёных, с пятнышком на радужке глазах читались тревога и любопытство.
- Расскажи мне подробнее о том, кого вы видели на дороге, - попросил он у девушки.
Надье совершенно не хотелось переживать всё это в очередной раз. Помявшись немного, она набралась смелости, но начать свой рассказ не успела - жуткий, полный ужаса вопль разнёсся над деревней. Все обернулись. От главных ворот, спотыкаясь, водя руками перед собой, шел человек. Он был совершенно гол, но вопль ужаса вызвало отнюдь не это. На том месте, где должны были быть глаза, зияли две окровавленные дыры. Человек пытался говорить, но вместо слов изо рта вырывалось лишь сдавленное мычание. Пройдя несколько ярдов, он поскользнулся на влажной грязи и упал наземь. Сдавленное мычание переросло в стоны.
Алистер первым сдвинулся с места. Подскочив к лежащему на земле, изуродованному телу, чаровник с каменным лицом начал осматривать его раны.
- Благие Боги, - Алистер отшатнулся. В его глазах читались ужас и отвращение. - Неси всё, что у тебя есть, - обратился он к Биготии. - И кто-нибудь, принесите мне мою сумку!
Порывшись в карманах своего плаща, Алистер вытащил оттуда небольшую, бледную руну с красным глифом и приложил её ко лбу изуродованного человека, принявшись бормотать что-то себе под нос.
С Надьи спало оцепенение. Медленным шажками, словно уговаривая себя сделать ещё один, она двинулась к сидящему на коленях Алистеру и изувеченной, стонущей фигуре.
Заметив это, Алистер рявкнул:
- Стой там, Надин! Не подходи.
Она не послушалась. Подойдя, она с ужасом уставилась на лежащего: кожа его побледнела и приобрела бледно-серый оттенок. С его предплечий и лодыжек кто-то снял кожу, обнажив алые мышцы, сквозь которые виднелись волокнистые, молочно-белые жилы. От ключиц к середине груди шли два ровных, сшитых сапожной дратвой разреза, сливающихся в один шов, уходящий туда, где когда-то были мужские гениталии. На их месте была лишь прижженная рана. Голова его была обрита, уши срезаны. Когда он открывал рот, было видно, что языка он тоже лишился. Но страшнее всего были две тёмные, безжизненные дыры отсутствующих глаз. Узнать его было сложно. Но Надья знала его слишком долго и слишком хорошо. На земле, извиваясь в мучениях, лежал Йолим.
Надье стало дурно. Пошатнувшись, она рухнула рядом с ним на колени, ощущая под собой прохладную, влажную землю. Ей хотелось сказать что-либо, что-то сделать, но она лишь продолжала смотреть на Йолима, не отводя глаз.
Грязь и земля облепили его освежеванные лодыжки. Извиваясь, он заламывал руки и пытался что-то сказать, и тогда брызги алой крови вылетали меж его губ. Расшитая грудная клетка нервно, непостоянно вздымалась, и каждый вздох приносил ему новые приступы боли.
С жителей деревни постепенно спало оцепенение и они, по одному, по двое, стали подходить ближе, в надежде рассмотреть обнаженного и искалеченного гостя. Кто-то из них, подойдя, тут же отворачивался, и убегал прочь. Несколько человек немедленно вырвало. Другие, что посмелее, старались не отводить взгляд, но по ним было видно, каких усилий им это стоило. Перепуганные насмерть женщины уводили любопытных детей. Старухи тихо переговаривались.
Старый кузнец, увидев, что стало с его сыном, лишился дара речи и молча смотрел в его отсутствующие глаза. Майя и Орилл, всё ещё сидевшие на земле, застыли с открытыми ртами.
Алистер, продолжая прижимать руну ко лбу Йолима, прекратил шептать и закричал:
- Ну, где вас там носит? Биготия!
Не дождавшись ответа, он обратился к стоявшим рядом мужчинам:
- Помогите мне поднять его! Несите в общинный дом!