-- Велели, мастер, -- в голосе лекаря слышалась улыбка. -- Ровно до того момента, как вы сами не заговорите. Времена вашего запрета окончились у дороги.
Черноглазый покачал головой:
-- Если всё сложится удачно, то ты, девка, никогда не узнаешь, что это за тварь. А если нет, что же -- трупам знания без надобности. Но, коли тебе так не терпится окунуться в мир кошмаров, то говори с Хёрбом. А лучше заткнись.
Надья вопросительно обернулась на лекаря.
-- К сожалению, я не многое могу рассказать, -- заговорил Хёрб. -- И все сведения о нашем противнике довольно разрознены. За тот год, что мы идём по его следам, мы не смогли добыть достаточно информации. Впервые мы услышали о нём в предгорьях Апогелитты, когда местные племена поведали нам о смерти, что приходит из леса. Они рассказали нам историю, похожую на ту, что произошла с вами. Я не придал этому большого значения, в каждом углу свои басни, но наставник насторожился. Прошел не один месяц, прежде чем мы наткнулись на новое упоминание об этом существе: семья лесника была изуверски убита, тела были изуродованы, а младшая дочь и вовсе пропала. С тех пор мы выслушивали каждый шепот, каждый слух, в надежде найти хоть что-то, что поможет нам выйти на нашу цель. Тогда мы уже примерно понимали, с чем имеем дело. Вернее, это понимал мастер.
-- И с чем же мы имеем дело? -- спросил Алистер.
-- У него много имён. На юге его называют мананангалом, на севере кличут вендиго, или эмпузом. В некоторых свитках Империи Велламаха упоминаются предания о ночном людоеде, прозванном аканакой. Среди фледменийцев тоже есть поверья, относящееся к нему. Согласно их вере, это существо некогда было великим воином, посланником их богов, вошедшим в мир мёртвых. Из мира мёртвых невозможно было вернуться, но тому воину удалось сделать это. В наказание, Повелители Мёртвых прокляли его, превратив в чудовище, обречённое скитаться по нашему миру и утолять голод людской плотью.
-- Это правда? -- Надья была не на шутку испуганна.
-- Не думаю, -- покачал головой лекарь. -- В нашем мире полно странностей, но поскольку именно этой занялся мой учитель, то значить это может только одно...
-- Закрой рот, -- оборвал его Коред, развернувшись в седле. -- И в следующий раз дважды подумай, прежде чем открывать.
Лекарь послушно замолчал. Надье казалось, что в разговоре с ней он допустил какую-то вольность, что вывело черноглазого из себя.
-- Что это -- только одно? -- спросила она.
-- Ничего, -- тихо ответил лекарь. -- Прости, я не могу сказать большего.
-- Но что же это за монстр, в итоге? -- продолжала допытываться Надья. -- Дух, демон?
Она замолчала, поёжившись, а затем шепнула:
-- Бог?
-- Бог?! -- взревел Коред, резко останавливая вороного. -- В этой твари нет ничего божественного! Это монстр, мерзость, паскудная скотина, треклятый гуль, зажившийся на свете. Он не заслуживает ни разговоров о нём, ни упоминаний, ни даже мыслей. Лишь холодной стали и жарящего огня.
Пытаясь подавить вспышку гнева, черноглазый приложился к своему винному меху.
-- И сегодня он получит и то, и другое, -- сказал он, пряча мех, и снова трогаясь с места.
Некоторое время они ехали в напряженном молчании. Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Надья обратилась к юному лекарю. Ей нравился Хёрб. В его голубых глазах лучилось добро, а его вежливая и приветливая манера речи располагали:
-- Откуда вы? -- спросила она. -- Простите, если это слишком дерзкий вопрос.
-- Ничуть, -- улыбнулся лекарь. -- Я родился в Дахкшере -- городе, стоящем аккурат между болотами Сивери и лесами Апогелитты. Дакхшер, на одном из местных наречий, означает "риск". Историки пишут, что город прозвали так из-за того, что он стоит между двумя опасными местностями, ибо, что на топях, что в лесах, можно наткнуться на неприятности. Малая моя родина была приветливым городком, мало чем отличающимся от остальных. Были у нас и праздники, и погромы, и светлые времена, и тёмные. Были времена заурядные, а порой события были столь невероятны, что о них и вовсе никому не известно.
-- А Коред? Простите, но он ваш... родственник?
-- Ага, -- буркнул Коред. -- Я ему мать родна.
Хёрб улыбнулся, увидев замешательство Надьи:
-- Нет, он мой друг и учитель. Кровными узами мы не связаны. Моим отцом был высокородный аристократ из моего города, матерью -- служанка, прислуживающая в его имении. Будучи незаконнорожденным, я не мог претендовать на семейное наследие, потому меня отдали в обучение местному аптекарю.
-- А как вы познакомились с господином Коредом?
Хёрб, немного помолчав, ответил:
-- Он гостил у моего учителя в аптечной лавке. Так мы и познакомились.
Внезапно, Коред резко скомандовал остановиться.
-- А вот и первый экспонат, -- сказал черноглазый, кивнув головой в сторону.
Подав Бельчонка чуть вперёд, Надья проследила взглядом жест Кореда, и обомлела.
На дереве, привязанный к стволу, висел труп. У него не было ни рук, ни ног. Грудная клетка была вскрыта. В зияющей дыре было видно, что кто-то вырезал у мертвеца грудину и часть рёбер. Безглазая лысая голова с беззубым ртом глядела куда-то вверх.
Надью охватил приступ тошноты, и её вырвало прямо с лошади.
Коред спешился. Медленно подойдя к телу, он внимательно осмотрел его. Раздвинув руками рассечённую кожу на груди, черноглазый заглянул внутрь. Затем он запустил руку в споротое брюхо покойника, и вытащил оттуда горсть мертвенно-бледных личинок. Копошась по его ладони, они падали на влажную землю. Черноглазый выбросил их и раздавил сапогом.
-- Зачем... -- Надья справилась с очередным приступом рвоты, подступившим к горлу. -- Зачем он повесил его здесь?
-- Это представление, -- сказала Алистер.
-- Верно, -- подтвердил Хёрб. -- Он пытается напугать нас. А главное -- напугать тебя, Надин.
Коред влез на своего вороного.
-- Не в этом случае, -- сказал он. -- Этот труп для меня. Ублюдок намекает, что знает, кто я.
-- С чего ты взял? -- спросил Алистер, разглядывая привязанное к дереву тело.
Не удостоив чаровника взглядом, Коред ответил:
-- Потому что он пуст.
Черноглазый дал ходу своему чудовищному коню, и остальным ничего не оставалось, кроме как тронуться следом.
На следующий труп они наткнулись уже через полчаса. Женщина висела вверх ногами на крепкой буковой ветке. Как и у предыдущего тела, у неё не было глаз. Стекающие из её распоротого живота потоки крови засохли и запеклись. Руками женщина словно обнимала своё вскрытое чрево. Присмотревшись, Надья заметила, что её руки держатся на животе с помощью двух вбитых в ладони гвоздей.
-- А вот это уже для тебя, -- сказал Коред.
Надья, как парализованная, смотрела на женщину. Кожа мертвеца побледнела. По застывшему в агонии лицу ползали полчища мух. Они забивались ей в полуоткрытый рот, выползали через пустые глазницы. Рыжевато-каштановые волосы свисали вниз, облепленные грязью, перемешанной с кровью.
-- Не смотри, -- велел ей черноглазый, впервые взглянув на неё без свойственного ему презрения. -- А если смотришь, то постарайся не вонять страхом. Нечего кормить эту тварь.
Надья не отвечала, продолжая смотреть на женщину. Цвет её волос напоминал ей о Майе.
Коред взял Бельчонка под уздцы и тронулся с места, уводя за собой. Спустя полмили Надья, отойдя от увиденного, спросила:
-- Что вы имели в виду? Не кормить эту тварь?
-- Страх для него, словно мёд. Он нагоняет его. Изводит выбранную им жертву, доводя до состояния, когда от страха та перестаёт мыслить здраво. Тогда-то он и настигает её. Нет для него ничего, милее страха и человеческой боли.
Коред ненадолго задумался и продолжил:
-- Когда мы забиваем барашка или закалываем свинью, мы стараемся не пугать зверя. Считается, что страх делает мясо жестким, невкусным. Для этой твари всё наоборот. Чем больше напугана его жертва, тем большее наслаждение он получит, пожирая её.
Черноглазый обернулся к Надье: